Мы с Дженни стояли на краю крыши, жевали что-то с фуршетных столов и выглядывали за перила. Стеклянная стена здания уходила вниз под углом примерно в шестьдесят градусов. Я как раз размышляла, можно ли не разбиться, если соскользнуть по стене, когда к нам подошел отец Дженни. Увидев меня, он широко улыбнулся:

– А вот и знаменитая Скай Роджерс! Приятно наконец-то сопоставить имя и лицо. Дженни очень хорошо о тебе отзывается.

– Спасибо, мистер Джонсон, – я вежливо кивнула.

– Можешь называть меня Кен, – сказал он. – А теперь идите, девочки, и наслаждайтесь вечером.

Вскоре после этого мистер Джонсон – точнее, Кен – представил всем героя этой выставки, талантливого молодого скульптора из Лондона по имени Клайв Мэйхью. Он был известен своими скандальными работами и выставлялся под именем Клайви. Вместе они сдернули большую белую простыню с одного из экспонатов будущей выставки: трехметровое распятие из стекловолокна ярко-розового цвета. Вместо фигуры Христа на кресте была розовая скульптура женщины в деловом костюме в натуральную величину с широко раскинутыми руками. Композиция называлась «Цена феминизма». Очень метафорично. Собравшиеся гости, как полагается, ахнули. Некоторые даже разинули рты в изумлении.

– Ни разу не скандально, – саркастически заметила Дженни.

Но я видела, что ее отца практически распирало от гордости. Они с молодым скульптором довольно улыбались в сиянии сотни фотовспышек.

Когда январь подошел к концу, тренировки Рэда по лакроссу возобновились. Сезон игр быстро приближался (если, конечно, конец света не наступит), но так как брат теперь был слишком крутым, чтобы ходить домой вместе со мной, я сбилась со счета, по каким дням он тренировался, и вот к чему это привело.

Однажды ранним вечером я сидела в своей комнате в наушниках-шумодавах, сосредоточившись на домашнем задании по физике. На мне была старая желтая футболка с бульдогом Джейком, розовые угги и мамина зеленая повязка для волос. Да, вид у меня был еще тот… но, в конце концов, я была дома одна зимним вечером и делала уроки, так что любой суд меня оправдает.

Дверь была приоткрыта, и вдруг приглушенный стук вторгся в мой акустический вакуум. В общем, можете себе представить мой ужас, когда я подняла глаза и увидела, что в дверях с улыбкой стоит Бо Брэдфорд, и в своем спортивном костюме для лакросса он выглядит просто великолепно. Я не знала, что сегодня тренировка и Рэд пригласил парней потусоваться у нас дома.

– Привет, – сказал Бо.

Я сглотнула, буквально не в силах говорить.

– Я просто шел мимо и… – он кивнул на мою футболку: – Бульдог Джейк, да?

Я ссутулилась в попытке скрыть картинку.

– Как можно не любить «Время приключений»?

Затем, к моему огромнейшему стыду, Бо шагнул внутрь и небрежно прошелся по комнате, спокойно осматриваясь. Говорят, что незнакомец может за одну минуту увидеть у вас дома больше, чем вы сами за шесть месяцев. Когда я вдруг посмотрела на комнату глазами Бо, стало ясно, что это действительно так.

На полках выстроились книги: моя драгоценная коллекция Стивена Кинга, пара книг Майкла Льюиса, несколько исторических романов Филиппы Грегори и, да, «Сумерки», все тома. Их удерживали на полках белые деревянные держатели для книг, на которых были вырезаны слова «мечта» и «любовь». На комоде лежала моя любимая детская игрушка – подарок от папы, который он купил во время поездки в Австралию: пушистый розовый кенгуру с сердечком, вышитым на сумке, и надписью: «Кенгуру Счастливчик Хоппи».

Какой кошмар…

Хотелось надеяться, что хоть постеры на стенах выглядели круто: «Green Day», «The Killers» и мой винтажный розовый «Эрик Бердон и The Animals в баре Whisky a Go Go». Правда, возможно, весь этот эффект был сведен на нет дурацкой мотивирующей картинкой, где был изображен баскетбольный мяч под кольцом с огромной надписью: «Вы упустите 100 % возможностей, если не сделаете ни одного броска». Слава богу, несколько месяцев назад я хотя бы сняла свою предыдущую мотивирующую картинку – с котенком и надписью «Держись!».

– Это хоккей, а не баскетбол, – сказал Бо.

– Что? – не поняла я.

– Эта цитата: «Вы упустите 100 % возможностей, если не сделаете ни одного броска». Это сказал Уэйн Гретцки. Он играл в хоккей, а не в баскетбол.

Я насмешливо покачала головой:

– Представляю, как тебя бесит, когда компании, выпускающие мотивационные плакаты, делают такие ошибки.

Он засмеялся, а потом кивнул в направлении моего стола:

– Что читаешь?

– Учебник по физике, – ответила я.

– Углубленный курс физики? – переспросил Бо, искоса взглянув на меня. – Обычно девушки другим интересуются.

– А я и не обычная девушка, – парировала я, нацепив свою самую очаровательную улыбочку, а потом пожала плечами: – Мой отец как-то сказал – чтобы добиться чего-то в двадцать первом веке, надо учиться на инженера. Инженеры могут найти себе применение в разных отраслях промышленности, и все нынешние большие шишки в той или иной степени получили инженерное образование: Безос из Амазона, Брин из Гугла, Блумберг, да даже братья Кох.

– Серьезно? – спросил Бо.

– Ага, – подтвердила я, но под его взглядом вдруг испугалась, что я ляпнула что-то не то, допустила какую-то ошибку в поведении. Но все равно закончила мысль: – Так что раз уж я собираюсь изучать инженерное дело в хорошем университете, то просто обязана отлично разбираться в физике. Конечно, если мы все не умрем в марте.

Он рассмеялся в ответ, а затем дернул подбородком в сторону учебника:

– Какую тему сейчас проходишь?

– Увеличение силы тока в электрической цепи.

– А, закон Ома, – сказал Бо.

– Знаешь его?

– Конечно. Мне нравится физика, и я тоже в ней неплохо разбираюсь. Но, увы, когда закончу школу, инженером я не буду.

– Почему нет?

– Скажем так, у моего отца на меня большие планы. Если мы все не умрем, конечно. – То, как Бо это произнес, больше походило на смертный приговор, чем на грандиозный план. – Поступить в Йель, как и он. Изучать право, как и он. Вступить в «Череп и кости»[31], как и он. А потом пойти в политику, чего он так и не сделал.

Я смутно припоминала, что отец Брэдфорда был членом Республиканской партии. Не конгрессменом или что-то в этом роде, а спонсором, закулисным серым кардиналом.

– В прошлом году отец пригласил сорок третьего президента, Буша, к нам домой только для того, чтобы поговорить со мной о… – Бо оборвал себя, покраснев. – Извини. Звучит, как будто я выпендриваюсь.

Он был искренне смущен и зол на себя, что так легко и фамильярно сыплет громкими именами, и мне внезапно захотелось встать и обнять его. Но он быстро собрался и, как это делают умные люди, перевел разговор на другую тему. Глядя в окно на Центральный парк, Бо сказал: