Четыре студенческих общежития – узкие параллелепипеды, поставленные друг против друга на попа – образовывали глубокий каменный колодец. Кусочек асфальта, заключенный между домами, был дном этого колодца. В теплое и сухое время года из распахнутых окон и балконных дверей несся магнитофонный рев. Улица всегда была в курсе, какие из отечественных и зарубежных исполнителей популярны в этом сезоне. На растянутых на балконах веревках хлопало сохнувшее на ветру жалкое импортное студенческое бельишко.

Случай, о котором я пишу, произошел поздней осенью. Морозным вечером на дно каменного колодца вкатила подвода. В ней, лихо помахивая вожжами и тпрукая, стояла конопатая бабка в тулупе. В охапке сена за ее спиной белела крышка алюминиевой фляги. Бабка поднесла ко рту сложенные ковшиком ладони и зычно крикнула: «Молока комууу?»

Эхо понеслось от дома к дому, закрутилось, как бешеное, взметнулось вверх – и исчезло, растаяло в небе. На шум из-за угла выглянула ничейная кошка и неторопливо прошествовала по диагонали двора, отряхивая обожженные снегом лапки. За кошкой тянулась цепочка мелких следышков.

Только один раз скрипнула дверь, выпуская юркую, как мышь, вахтершу с термосом. Торговка зубами стянула рукавицы и наклонила флягу. Белая струйка с тихим звоном упала в узкое горлышко термоса. Смотреть на багровые пальцы, охватившие морозную флягу, было страшно. Старуха пересчитала в красной разбухшей ладони мелочь, утерла кулаком конопатый нос – и застыла, как изваяние.

В это самое время в теплой и уютной 919-й комнатке одного из общежитий находилось четыре человека. Студент по имени Сережа, регулярно получающий повышенную стипендию, готовился к зачету по химии. В то время как вся группа отправлялась на очередной экзамен с немытыми головами, с ладонями, вымазанными в чернилах и с пятаками в туфлях, один Сережа сохранял присутствие духа.

Студент по имени Федя писал письмо далекому стройотрядовскому другу в солнечный Азербайджан.

Обнаженный по пояс студент Курбанов возлежал на кровати, закинув красивые мускулистые руки за голову. К зачету он не готовился, потому что с первого захода ни разу не сдавал ни одного предмета. Поэтому Курбанов готовился сразу к пересдаче, а пересдача по химии была назначена только на восьмое число.

Рядом с Курбановым сидела девушка Наташа, которая пришла сюда из женского крыла в халате, бигуди и тапочках. Она с материнской жалостью ворошила его кудри. Студент Курбанов и девушка Наташа третью неделю были мужем и женой. Ключи от отдельной комнаты комендант обещала выдать после каникул. А пока Наташа каждый вечер приходила в 919-ю, чтобы покормить мужа горячим и взять что-нибудь в постирушку.

Четвертая кровать пустовала. Ее хозяин, студент Ежов который вечер по неизвестным причинам задерживался в институте допоздна.

Курбанов крякнул и повел голыми плечами. Наташа вспомнила о рубашке, расстеленной у нее на коленях для штопки. Она неохотно извлекла пальцы из вьющихся волос мужа и стала рассматривать рубашку на свет, качая головой и шевеля губами.

Федя написал адрес, провел по краю конверта языком и пришлепнул по нему.

– Курбан, – попросил он. – Ты завтра в первую. Отпустишь?

Тот, не глядя, протянул руку за письмом, прочитал адрес и бросил конверт обратно:

– Лопух. Адрес неверно написал.

Наташа воткнула иглу в нагрудный кармашек и тоже внимательно перечитала надпись на конверте.

– Прав Курбанчик, – укоризненно сказала она. – Ты слово «Азербайджан» не так написал. Исправь сейчас же.

Федя почесал ручкой в затылке. Ему было стыдно, что он не знает, как пишется название бывшего союзного государства.

– Сереж, – попросила чуткая Наташа. – Ты у нас умница. Помоги человеку.

Сережа поднял всклокоченную голову от учебника по химии и затравленно оглянулся вокруг, стараясь вникнуть в то, о чем его просят. Наташа сердобольно повторила вопрос. Сережа утомленно прикрыл веки и выдал что-то мало похожее на истину:

– Может, Азейбарждан?

– Нет. Где-то ты буквы перепутал. Совсем мы, ребята, с этим зачетом до ручки дошли.

В комнате возникло оживление. Обитателей 919-й объединило чувство, знакомое людям, разгадывающим один на всех кроссворд. Все бродили глазами в потолке и выкрикивали версии.

– Ай-зей-бар-джан! – скандировал самый безграмотный Федя.

– Айзер-баджан! – стоял на своем Курбанов.

Наташа заткнула уши:

– Ну что вы, в самом деле. Федя, у тебя же атлас есть.

– Я его в четвертую общагу девчонкам отдал. Сейчас к соседям схожу, может, они знают.

– Луку займи две головки, – крикнула вслед Наташа. – Хоть картошки вам нажарю, горемычные.

Через некоторое время в коридоре послышался ужасный грохот. Дверь распахнулась. Но грохот производил не Федя с луковицей, а студент Ежов.

Немного о вошедшем.

Ежов слыл незаурядной личностью на курсе. Во-первых, ему быстро удалось встать на короткую ногу со всеми преподавателями. Группа с замиранием сердец ждала того дня, когда он потреплет по плечу главу института: «Ну что, брат ректор?» Между сессиями студент Ежов вечно что-то изобретал. Хотя ничего пока не получалось, он не унывал, памятуя, что отрицательный результат – результат тоже.

На первом курсе его заинтересовала теория относительности, которую развивал на лекции розовощекий физик. Он рассказывал, что если космический корабль запустить со скоростью света (что практически невозможно), то время в пространстве корабля остановится. А если, пофантазируем, кораблю придать еще большую скорость, то он способен будет приземлиться в прошлом. Развивая разные скорости, можно вернуться, скажем, во времена Киевской Руси и даже – пещерных людей! Ежов был потрясен, изумлен. Он возбужденно ерзал по скамейке и все порывался вскочить и поспорить с физиком.

Весь семестр он пропадал в лаборатории, озабоченно шептался с преподавателем и конструировал нечто таинственное. Это «нечто» однокурсники прозвали машиной времени: в ней Ежов собирался лететь в гости к пещерным людям. В конце семестра Ежов разобрал конструкцию и публично покаялся в грехе самонадеянности, неустанно цитируя Экклезиаста: «Умножая знания, умножаешь скорбь». Но он лучше всех на курсе познал законы физики, и у преподавателя, принимавшего у него экзамен, на розовых щечках играли ямочки от удовольствия.

Другим изобретением Ежова был эликсир молодости. Благодаря ему он стал первым успевающим по химии, и химичка не могла на него нарадоваться. Ежов по выведенной им накануне ночью формуле на кафедре органической химии приготовил состав и хранил жидкость в запаянной колбе под койкой в общежитии.

Итак, дверь распахнулась, и появился Ежов, с грохотом волоча флягу. Вслед вошла бабка в бараньем тулупе. Провести человека без документа мимо ехидной остроглазой вахтерши мог только один человек в общежитии – Ежов. Появившийся в дверях Федя с луковицей ойкнул, попятился, думая, что ошибся комнатой. Но заметил из-за могучей бабкиной спины Наташу и юркнул к своей койке.