кто я такой. Подозревал всех. И для каждого находил веское основание истреблять моих бывших возлюбленных. В моем воображении красавица Салли, перенеся свою любовь безутешной вдовы на старшего брата покойного мужа, упивалась дикой ревностью, на которую способны рыжие. Герцог действовал под влиянием наркотических средств, тайком подсыпаемых в его традиционное утреннее пюре. Или пуще того: Хьюго, тихий и незаметный Хьюго, страстно надраивая автомобили, умело скрывал свою дьявольскую, бесноватую одержимость. В общем, слишком polish, чтобы быть честным[14].

На первой полосе «Сатердэй ивнинг пост» поместили фотографию Ильзы Кох{86}, «Бухенвальдской ведьмы». Ее приговорили к пожизненному заключению. Я не мог удержаться от желания найти в ней что-то общее с моей матерью, не только возраст, черный цвет и укладку волос. Может быть, глаза. Жесткость. Холодность. Ладно, супруга коменданта концлагеря Бухенвальд заказывала себе абажуры из татуированной человеческой кожи, а еще, среди прочих развлечений, пускала в галоп свою лошадь по территории лагеря и приказывала до смерти забивать плетью тех, кто осмеливался на нее смотреть. Так что здесь ничего общего. Ну, например, Вэнис не каталась на лошади.

Я чувствовал себя хуже некуда.

Время текло, как в перевернутых песочных часах. Я выходил в коридор и курил сигарету за сигаретой. И, разумеется, не мог сосредоточиться на книжках, оставленных Нарциссом. Думалось о другом. В холле портье по-прежнему сидел, развалившись, перед телевизором. Матч уже начался. Раньше я бы предпочел, причем с большим удовольствием, наблюдать за работой стиральной машины, чем смотреть бейсбольный матч. В барабане машины происходит хоть какое-то действие. Но теперь, когда у меня уже не было руки и в бейсбол меня бы не взяли, я чувствовал в этом что-то увлекательное.

После матча выступил Макартур, и от его речи сильно пахнуло войной. Он сказал, что хочет заблокировать китайское побережье, разбомбить китайские заводы, добиться подкрепления с Тайваня и предоставить свободу действий китайцам Чан Кайши{87}. Но Макартур мог хорохориться сколько угодно, на самом деле Генштаб считал его безумцем, и все уже давно его сторонились.

Я бесцельно слонялся по холлу. Я проголодался, но на улицу не выходил, так как боялся пропустить звонок Нарцисса. В углу, около стойки регистрации, возвышался допотопный автомат по продаже рольмопсов, и я отоварился на целый четвертак. В результате, уже поднимаясь обратно к себе, почувствовал, что у меня в глотке разверзлась пустыня Невада.

Я не успел даже развязать шнурки и прилечь. В дверь три раза постучали. Я открыл. Это была Джанет Деверо. Джанет Бун.

— Это новый замок Болтонов? — спросила она без тени улыбки.

И вошла.

XIV

С ее прорезиненного черного плаща стекала вода. Она сняла его и положила на продавленное кресло. Нарцисс соврал: главная инспекторша не утратила своего очарования, а ее волосы — своего блеска{88}.

— Здравствуй, Фрэнк.

У нее по-прежнему был хриплый голос курильщицы крепких сигарет.

— Ты… Ты не изменилась, — промямлил я.

Ее глаза перешли от моих седых волос к моей руке в желтой перчатке.

— Ты — тоже.

Она присела на край кровати.

— Я здесь не для того, чтобы тебя арестовывать, Фрэнк. Иначе пришла бы не одна. Я знаю, что ты невиновен.

— Разумеется! Меня здесь даже не было, когда убили Эллен Брейстер и Беатрис Дрискоул. Я узнал об этом, только когда вернулся.

— Ошибка, Фрэнк. Относительно убийства Брейстер: ты вернулся из Кореи за несколько дней до этого. Ты мог тайком приехать в Блэк-Ривер, убить ее, сразу уехать, а уже потом официально вернуться. Час ее смерти установлен не точно, и в любом случае ни у кого нет алиби на каждый час суток. А Беатрицию Дрискоул убили в июле. Седьмого числа. Ты был в отпуске уже неделю и как раз собирался обратно в Корею. Я проверила. По поводу убийства Токлас: в списке подозреваемых фигурируешь и ты. Но есть одна дополнительная деталь, относящаяся ко всем убийствам, которая делает тебя полностью невиновным.

— Какая?

— Сожалею, Фрэнк. Я ничего не могу тебе сказать. Хотя нет, скажу вот что: речь идет о молоке.

— О молоке?

Я разинул рот от удивления. Когда я обнаружил убитую Вики, там не было ни капли молока.

— Скоро все узнаешь. У нас свои методы. Полиция отталкивается от жертв и восходит к истоку. Ищейка — это как лосось во время нереста.

Она продолжила:

— В начале расследования дела Эллен Брейстер ее отец нанял частного детектива. Это меня напрягло. Но теперь мистер Роуз держит меня в курсе всего, ну, во всяком случае, предполагается, что держит. Так вот, он передал мне письма твоей матери, адресованные Вайли, а также твой дневник. Со списком у тебя очень элегантно получилось.

— Я был мальчишкой. И глупо хвалился своими победами.

— Допустим.

Она закурила, пустила в воздух колечко дыма и профессионально продолжила:

— Кто знал о Мэрилин Мун Пак?

Я побледнел.

— Мара? Почему ты спрашиваешь?

— Мы проверили этот след. Было нетрудно. Дом записан на имя генерал-майора Мэтьюза, чьей подружкой она была. Шериф Бекерсвилла нашел ее…

Джанет замолчала.

— И что? С ней что-то случилось?

— Она мертва. Убита пулей тридцать восьмого калибра и изуродована в известных тебе местах. Преднамеренное убийство. Шериф Левински, должно быть, доволен, его повысят в должности. Там ведь мало что происходит. И в очередной раз судмедэксперт обнаружил роспись убийцы, которая известна только полиции.

— Убийца расписывался в своих преступлениях?

Образно говоря.

У меня помутнело в глазах, я видел, как на стенах и потолке шевелились кошмарные твари, тараканы, пауки. Проглоченных мной рольмопсов тянуло на волю. На этот раз мои нервы действительно сдали.

— А-а… — протянул я.

— Вайли знал о существовании Мэрилин Мун Пак? — спросила Джанет.

Я сморщился, подумав о том, что было два дня назад. Теплая гостиная, моя бессонница, огонь в камине, виски и мое последующее похмелье. Вайли, конечно же, знал, и в этом была моя вина. Джанет поняла.

— Мне требовалось лишь подтверждение. Час назад мы поехали брать Вайли. Впустую. Он сбежал, мы объявили его в розыск. В своей комнате он оставил это.

Она достала из кармана конверт и протянула его мне. Я узнал почтовую бумагу Герцога и старательный почерк дворецкого.

«Я прошу у всех прощения. В течение многих лет моя жизнь охвачена безумием. Я думал, что могу сопротивляться. Все эти ужасные преступления — отравленные плоды нездоровой любви.

Я