— Как ты открыла мой письменный стол?

Глаза Гермионы округлились.

— Когда я пришел, ты сидела здесь. Я вижу, что кто-то рылся в ящиках моего письменного стола.

— О, как ты можешь обвинять меня? Зачем мне обыскивать твой письменный стол? Что мне там искать?

Он пристально посмотрел на нее и очень тихо проговорил:

— Прошу тебя, скажи правду. Я допускаю, что твой интерес был вызван простым любопытством, и могу это понять. Но в таком случае мне придется задать следующий вопрос: где ты взяла ключ? Этот стол всегда заперт.

— Я к нему не притрагивалась! — воскликнула Гермиона. — И меня убивает то, что ты считаешь меня способной на такой поступок. Видимо, тебе есть что прятать. Иначе бы ты не обрушил на меня свои чудовищные обвинения. О, я просто вне себя!

Зачем, по-твоему, я стала бы рыться в столе любимого человека?

Макс не собирался объяснять Гермионе, почему запирает свои бумаги.

— Есть только один ключ, и он у меня. Как тебе удалось открыть ящики моего стола?

— О!.. — Грудь Гермионы вздымалась. — Я уважала тебя и надеялась, что это уважение взаимно. Скажи, пожалуйста, что я могла искать у тебя в стопе? И где ключ, которым я его открыла?

Макс нахмурился, однако промолчал.

— Ну, обыщи меня! — Гермиона развела руки в стороны. — Давай, обыщи Если я что-нибудь украла у тебя, то ты это найдешь…

В этом столе не хранилось ничего ценного, но Макс не стал об этом говорить — он боялся показаться смешным.

— Ладно, прекратим этот разговор. Но запомни: я предпочитаю хранить свои личные вещи и бумаги подальше от глаз посторонних.

Не обращая внимания на его слова, Гермиона рванула на себе платье и переступила через упавшие к ее ногам юбки.

— Прекрати! — Макс поднялся с кресла.

Она начала стаскивать с себя нижние юбки. Наконец, оставшись в панталонах, нижней сорочке и корсете, развела руки в стороны.

— Подойди и обыщи меня. Найди то, что я у тебя украла. — Гермиона заплакала. — О, Макс, я сама не своя! — пробормотала она, всхлипывая.

Господи, когда же закончится этот день? Макс внимательно взглянул на стоящую перед ним полураздетую женщину, утверждавшую, что она «сама не своя», — и вдруг расхохотался.

Гермиона тотчас же перестала плакать.

— Не смей надо мной смеяться! Я сейчас позову на помощь. Я позову Шанкса и скажу ему, что ты… что ты пытаешься обесчестить меня.

— Пытаюсь обесчестить? — Макс снова расхохотался. — Ты срываешь с себя одежду, ты ведешь себя самым бесстыдным и, надо заметить, неожиданным образом, а потом утверждаешь, что я хочу тебя обесчестить?

— Жестокий! Как ты можешь так со мной обращаться? Я пришла, чтобы отдаться тебе, а ты меня позоришь.

— Советую тебе одеться и отправиться домой. Я распоряжусь, чтобы подали карету.

— Вот как? Одеться — и домой? О, Макс, мы же скоро поженимся!

Так все считали.

— Думаю, нам надо забыть о том, что здесь произошло, — заявил Макс.

Он прекрасно понимал: Гермиона — очень неглупая женщина и если она действительно залезла в его стол, то, несомненно, замела следы. Так что ему оставалось лишь одно — забыть об этом эпизоде.

Гермиона подхватила с пола нижние юбки. Щеки ее пылали.

— И все-таки — зачем ты ко мне пришла? — спросил Макс.

— Неужели не понятно? Чтобы вскрыть твои ящики и покопаться в твоих бумагах.

Макс вертел в руках серебряную крышку от чернильницы.

— Допустим, это не входило в твои планы. Но объясни. зачем ты сюда явилась? Мы оба понимаем, что ты вела себя довольно странно…

— Сегодня днем, когда я приехала к тебе вместе с графиней и кузеном, ты прогнал нас. Скажу откровенно, твое поведение привело Хораса в замешательство. Он… он сказал, что ты не похож на счастливого жениха, который ждет не дождется свадьбы.

Что ж, этот франт весьма проницателен!

— И поэтому ты тайком проникла в дом моего дяди?

Внезапно по щекам Гермионы покатились слезы, и она разрыдалась. Она рыдала все громче, и Макс, не выдержав, проговорил:

— Леди Гермиона, пожалуйста, успокойтесь. Вы напрасно так расстраиваетесь.

— Но… мне так стыдно!.. Моя дорогая тетушка уже объявила, что я скоро выйду замуж за сына виконта Хансингора, племянника маркиза Стоунхейвена.

— Нет, — усмехнулся Макс, — за Макса Роесмара, за человека, который живет по своим собственным правилам.

— О… — Она взмахнула рукой. — Я все прекрасно понимаю, но все-таки мне ужасно стыдно.

Макс невольно улыбнулся.

— Любой женщине на твоем месте было бы стыдно.

— Но я оказалась в безвыходном положении. — продолжала Гермиона. — Кому я нужна? Ведь у меня нет ни гроша. Графиня предлагает мне приданое, но я его не приму. Последние недели вселили в меня надежду. Твои родители, похоже, не придают значения тому, что у меня ничего нет. Твой милый папа даже хотел купить мне приданое. Разумеется, я отказалась от ею предложения.

— Да, разумеется, — кивнул Макс и снова улыбнулся.

«Если эта дама постоянно рвет на себе платья — пят минут назад она раздевалась слишком уж энергично, — ее муж разорится, покупая ей новые туалеты».

— Но мой милый кузен Хорас приехал и заявил, что будет счастлив присутствовать на церемонии венчания. — Гермиона внимательно посмотрела на Макса. — Он намерен обеспечить меня приданым л даже слушать не желает мои возражения.

Хорас хотел поговорить с тобой об этом, но я ему запретила, потому что не знаю, как ты ко мне относишься.

— Графиня я мой отец обо всем договорились. — Макс нахмурился, вспомнив о том, что покорно их выслушал, умолчав о своих чувствах. Он столько лет пользовался безграничной добротой виконта и не мог пойти наперекор его воле.

— Тебе меня не понять, но жить в бедности — это ужасно! — воскликнула Гермиона. — Мои родители умерли несколько лет назад, в Греции. Они постоянно путешествовали и тратили деньги без счета. У меня не осталось почти ничего — кроме моей дорогой тетушки и Хораса. Но Хорас и сам постоянно разъезжает по свету. До недавнего времени он не знал о моих затруднениях. А сейчас решил помочь мне во что бы то ни стало.

— Решил помочь? Весьма похвально. — заметил Макс, хотя и не испытывал ни малейшей симпатии к этому напыщенному франту.

— Я чувствую, что вы отнюдь не горите желанием связать свою судьбу с моей, сэр.

Макс снова и снова вспоминал Керсти. Он представлял, как она лежит сейчас без сна, думает о своих близких, думает о том, что они от нее отвернулись. Любит ли она его? Макс был почти уверен, что она любит его так же, как он ее. Эта любовь зародилась много лет назад; Керсти была тогда маленькой худенькой девочкой, а он — зеленым юнцом, изображавшим из себя взрослого мужчину.