Кренца. Если верить косвенным свидетельствам, Хонеккер попросил Кренца – начальника ЦК партии по вопросам безопасности – отправиться в Лейпциг. Похоже, что из-за этой просьбы Кренц запаниковал и позвонил Кочемасову, чтобы конфиденциально попросить совета. Кренц якобы сказал, что опасался, как бы его не сделали козлом отпущения. После немецкой Тяньаньмэнь Хонеккер мог бы избавиться от надоедливого кронпринца, обвинив во всем Кренца и лишив его власти, чтобы после кровопролития заслужить расположение общества. Кочемасов плохо помнил их разговор, но все-таки отмечал: «Я понимал, почему он [Кренц] позвонил мне… Он прекрасно знал, что основной удар был нацелен на него». Хонеккер не зря опасался Кренца. По всей видимости, на встрече 8 октября Кренц с глазу на глаз переговорил со всеми партийными лидерами о том, чтобы начать планировать заговор против Хонеккера.

Не решаясь начать переворот немедленно и, возможно, не видя способа отказать Хонеккеру, не попав при этом под подозрение, Кренц избежал поездки в Лейпциг, но решал разнообразные вопросы безопасности из своего кабинета в Восточном Берлине. Например, он получил список подготовительных работ от Хаккенберга, которому из-за болезни первого секретаря Лейпцига той ночью придется руководить операцией в качестве ответственного за «районное командование» развертыванием сил. Хаккенберг сказал Кренцу, что он решил прибегнуть к новой идее. Вдобавок ко всему прочему, утром 9 октября до пяти тысяч представителей «общественных сил», то есть членов партии и доверенных лиц, должны будут согласно полученным инструкциям заполнить церковь Святого Николая. Их целью было не дать активистам и их сторонникам участвовать в пятичасовом вечернем молебне.

Словом, 9 октября были задействованы армия, Штази, полиция, «боевые группы» и сами партийные лидеры. Под командованием партии собрались и ждали приказа многочисленные вооруженные силы. Точное число бойцов неизвестно, но, по всей видимости, одних только солдат там было около 1500.

Было вовлечено неизвестное количество агентов и сотрудников Штази. Более трех тысяч полицейских вышли на дежурство. Больше половины из них были не из Лейпцига и поэтому не мучились бы сомнениями в случае приказа атаковать демонстрантов. Это демонстрировало, что СЕПГ усвоила уроки Тяньаньмэня – там местные солдаты отказывались стрелять по толпе, в которой могли оказаться их друзья и близкие. Вместо них в Пекин привезли войска из других районов Китая, результатом чего стало кровопролитие. Наконец, примерно шестьсот членов партийных военизированных организаций дополнили пять тысяч членов партии и их сторонников, которым приказали набиться в церкви. Все эти силы имели в своем распоряжении широкий арсенал снаряжения и оружия: бронетехнику, собак, тяжелые пулеметы, боевые патроны, слезоточивый газ и водометы. Был припасен и несмываемый цветной спрей, чтобы обливать им из водомета демонстрантов для их последующей идентификации и ареста. По некоторым сообщениям, больницам рекомендовали подготовиться к последствиям подавления мятежа. Конюшни на большом участке земли в близлежащем Марклеберге, которые использовали как камеры для заключенных после годовщины 7 октября, вновь были подготовлены для содержания людей вместо лошадей. В ночь с 7 на 8 октября сотрудники сил безопасности запихивали по десять заключенных в узкие стойла и оставляли их там на ночь.

В общем и целом план выглядел так: как говорил Штрассенбург (глава полиции Лейпцига), его силы должны были разгонять любые скопления людей начиная с 10 утра. Если бы это не сработало, полиции следовало прервать любую демонстрацию, которая бы сформировалась в районе церкви Святого Николая сразу после окончания понедельничного молебна – примерно в 6 вечера. Если бы кто-то все равно смог объединиться и направиться к кольцевой дороге, то от сил безопасности требовалось «не допускать никакого движения в направлении к центральному вокзалу», а наоборот – «вынуждать людей идти назад».

Штрассенбург подтвердил 9 октября, что полиция получила разрешение «использовать любые меры», необходимые для выполнения этой задачи. Письменные инструкции, утвержденные министром внутренних дел Диккелем, повторяли, что «подрывные действия у церкви Святого Николая (как точки старта) должны пресекаться, равно как и другие провокации и нарушения», а полиция должна «бескомпромиссно с ними бороться». В инструкциях также шла речь о раздаче боевых патронов, обеспечении медицинской помощи и местах, куда должны были свозиться задержанные. Помимо этих письменных инструкций, отдельные полицейские слышали, как их начальство говорило, в сущности, следующее: «Сегодня решится, кто победит: они или мы».

Среди тех, кто это слышал, были и призывники – новобранцы могли нести срочную службу и в специальных отрядах для подавления беспорядков. Некоторые были настолько расстроены происходящим, что находили способ предупредить живших неподалеку родственников и друзей – или сбежав из казарм (несмотря на запрет их покидать), или передав сообщение. Призывник Сильвио Рёслер, например, позже описывал, как 9 октября он услышал на сборе в 11 утра, что этот день будет «сравним с событиями на Тяньаньмэнь в Китае». Для мотивации призывников на том сборе заставляли смотреть на фотографию сильно обгоревшего полицейского, якобы сделанную во время дрезденских беспорядков. «Девиз был “Они или мы”. Командиры пользовались устрашающей пропагандой, чтобы испугать нас», – вспоминал Рёслер. Он предупредил свою семью в Лейпциге, что «есть приказ стрелять» и что им лучше «не вылезать». Уве Хемниц – еще один призывник из Лейпцига – передал своему брату, что «все выглядит очень серьезно». А жителей Лейпцига Гизелу и Вольфганга Редера сын предупредил по телефону о том, что «артиллерия на подходе» и отдан «приказ стрелять». Также и Йенс Иллинг – призывник, помогавший распределять оружие и патроны, – сказал родителям, что «сегодня, 9 октября, случится худшее, оставайтесь дома». Его часть получила «приказ не допустить демонстрации, разогнать ее»; также им говорили, что «сегодня решится, они или мы». Выполняя приказы, Иллинг затем раздал офицерам 9-миллиметровые пистолеты Макарова с по меньшей мере двумя магазинами боевых патронов каждому. Ходили слухи, что эти офицеры будут целиться в головы тех призывников, которые вечером откажутся подчиняться. Также Иллингу приказали заполнить грузовики ящиками с автоматами Калашникова, что он и сделал.

Город охватил страх. Иоганнес Рихтер – служитель церкви, занимавший шестую строчку в составленном Штази списке самых неблагонадежных лиц Лейпцига, – написал в своем календаре на странице 9 октября: «Страх. Что случится? Китайское решение». Фюрер позже описал преобладавшую в тот день атмосферу как «похожую на гражданскую войну». Пытаясь предотвратить кровопролитие, Вальтер Фридрих – лейпцигский профессор, лично знакомый с Кренцем, – решил поехать в Восточный Берлин, чтобы попробовать убедить его принять меры. Профессор вез с собой двадцатистраничное письмо, адресованное Кренцу, в котором утверждал, что Хонеккеру пора уйти. Фридрих вручил это письмо Кренцу лично из-за срочности, а также потому, что если бы агенты Штази вскрыли его в почтовом отделении, то вряд ли с пониманием отнеслись бы