Рабочим и мелким чиновникам вход в клуб был закрыт. В иностранную секцию входили почти все немецкие специалисты. Здесь мы могли хотя бы обсуждать некоторые общие трудности. Мы, немцы, при этом с благодарностью пользовались покровительством немецкого консула, который в случае серьезных проблем словом и делом вставал на нашу защиту.

Кое-что хорошее все же делалось и для иностранцев. Мы долго добивались того, чтобы для нас в Новосибирске был организован специальный ресторан, и имели в этом случае успех. В конце года на первом этаже жилого дома был открыт большой чистый обеденный зал. Здесь мы за обед платили по четыре рубля. Некоторые привилегированные русские тоже получили доступ в это заведение, но должны были платить за обед восемь рублей, то есть вдвое больше. Вечером можно было есть только по меню. Меню было обширным, а еда хорошей. Вечерами цены были одинаковыми для иностранцев и русских, но настолько высокими, что сюда заходило очень мало народу. В особенности иностранные специалисты не могли из своего заработка платить такие деньги. Ресторан заполнялся только по субботам, то есть в последний день шестидневной недели. Тогда около 10 % всех посетителей были иностранцами. Откуда русские, составлявшие большую часть посетителей, брали деньги, чтобы платить такие цены, я не знаю. В любом случае, они не экономили на еде и напитках. Там не было блюда дешевле пяти рублей. Часть этого меню я хочу здесь привести:

Иногда в ресторане можно было купить шоколад, 12 рублей за плитку, иногда печенье — 36 рублей кило.

Я был одним из немногих иностранцев, более или менее довольных работой, снабжением и обращением. Многим, однако, с самого начала приходилось плохо.

Был у меня знакомый датчанин, которого бюро специалистов в Вене наняло на работу на два года инженером-железнодорожником. Он подписал договор с горным трестом, который, по словам венского советского представителя, занимался также и железными дорогами. Датчанина послали из Москвы в Новосибирск. Здесь не знали, что с ним делать, и послали его двумя месяцами позднее в Ленинск, в сибирский угольный район. По дороге туда он заснул в поезде и проснулся только на маленькой станции в глубине Алтая. После долгих блужданий и приключений он прибыл в Ленинск, где тоже не знали, что с ним делать. Через месяц он снова оказался в Новосибирске. Еще два месяца он ничего не делает, но зарплата ему идет. Его пытаются еще раз послать подальше, на этот раз в Томск. Он отказывается и переходит в трест «Сибирские железные дороги». Здесь он попадает не в тот отдел и сидит еще два месяца без работы, потому что переход в проектный отдел из-за запрета на прием новых сотрудников после первого января становится невозможным. В результате долгих и трудных переговоров ему удается после шести месяцев ничегонеделания в России расторгнуть договор и уехать обратно в Данию.

Во всем этом нет ничего необычного для России.

Почти все специалисты должны сами заботиться о том, чтобы добыть работу. В это трудно поверить, но в большинстве случаев, так же как и в моем, нужно было выдержать настоящий бой за работу, тем более такую, которая бы соответствовала квалификации.

С одним единственным «туристом» познакомился я в Новосибирске. Однажды раздался стук в дверь, и в комнату зашел двадцатилетний светловолосый человек с сильным берлинским акцентом:

«Лефке меня зовут. Вы ведь немец? Не смог бы я здесь где-нибудь работать? Я профессиональный велосипедист и ездил для одной берлинской фирмы мод. Я хотел бы быть шофером».

Этот берлинский парень оказался скитальцем по миру, который помимо прочего «немного взглянул и на Россию». На скопленные деньги он приехал в Москву, работал то тут, то там на фабриках и в совхозах, и постепенно добрался до Новосибирска. Мне удалось устроить ему работу в автомастерских, где он выдержал около шести недель, пока немецкий консул не отправил его, совершенно истощенного, обратно в Германию.

Для простого немецкого рабочего условия в России были очень плохи. Он не получал особого обслуживания и жилья и во всех отношениях был уравнен с русскими. Тем не менее еще в середине 1932 г. в Новосибирск почти ежедневно прибывали немецкие шахтеры, которых посылали дальше, в угольные регионы.

Однако в середине зимы все они в полном составе явились обратно; теперь они знали, что безработная жизнь в Германии намного предпочтительнее подобной жизни в Сибири. Не только условия проживания оказались для этих шахтеров совершенно невозможными — особенно они ругали примитивные инструменты и недостаток безопасности на предприятиях. Кроме того, шла непрерывная борьба за заработанные деньги, поскольку работали аккордно; но условия были такими, что постоянно оплачивалась только половина работы.

Иной такой немецкий пролетарий-коммунист с развернутым знаменем, являлся в рай для трудящихся — и теперь он знал, где находится ад.

Тридцать первого декабря я был приглашен на празднование Нового года к своему шефу. Это был печальный праздник.

Мы все надеялись получить задержанную зарплату, как минимум, за ноябрь. Этого не произошло, и на столе были только водка с селедкой и немного черного хлеба. Ночью мы ждали речи Сталина по радио. Ведь первый пятилетний план был победоносно завершен! Со времен пролетарской революции протекли пятнадцать долгих голодных лет. Первого января 1933 г. должно было наступить тройное улучшение жизненного уровня — это пообещал никогда не ошибающийся вождь. С верой в выполнение обещания 160 миллионов пролетариев перенесли голодные годы. 160 миллионов пролетариев ждали обещанного. Произошло же нечто иное.

Речь Сталина не прозвучала, и первое января угрюмо настроенные люди встретили работой. На всех снизошло что-то вроде отрезвления, и. как ведро холодной воды, подействовала на всех речь одного партийца на большом профсоюзном собрании нашего управления, созванного первого января после работы. Докладчик коротко подчеркнул огромные успехи промышленности во время первого пятилетнего плана и заявил далее, что с прогулами, наконец, должно быть покончено, а дисциплина с сегодняшнего дня должна быть надлежащим образом усилена. Комсомольцы установили, что такое-то количество людей сегодня утром опоздали на работу, и теперь все пойдет по-другому. Система ударных бригад должна теперь распространиться на все отделы, и все товарищи должны включиться в «социалистическое соревнование» друг с другом. Слегка усталое собрание постановило единогласно поднять дисциплину надежным методом ударных бригад. О повышении жизненного уровня и о пунктуальной выплате зарплаты не прозвучало ни слова.