камнях, но тот тип полностью утратил всякие представления о приличиях, и в конце концов его куда-то убрали – во время прощальной службы он ругательски поносил все и вся, включая Разгневанного, который сидел в своей ложе и наслаждался каждым словом. Разгневанный любит все новенькое, и такой службы он точно раньше никогда не слышал. О ней в деревне, затаив дыхание и с тайной радостью, судачат и по сей день.

22 декабря

До сего времени зима стояла чудесная. Ясное небо, морозец, почти безветренно, и всего лишь несколько редких по-настоящему холодных дней. На окнах у меня расставлены горшки с гиацинтами и ландышами, и хотя, как я уже говорила, по весне, когда появляется так много свежих ароматов, я не люблю запах гиацинтов, сейчас я радуюсь его тяжелой сладости. В декабре не до капризов, к тому же зимой все и во всем становятся менее разборчивыми. Морозный воздух закаляет душу и тело, они теряют чувствительность, и еда и запахи, которые раздражают летом, вполне приемлемы зимой.

Я занята предрождественскими хлопотами, но все же часто запираюсь в библиотеке, оставив все свои неоконченные дела, и изучаю цветочные каталоги, составляя на весну список семян и саженцев кустарников и деревьев. Это увлекательнейшее занятие, дополнительное очарование ему придает сознание, что ты в это время обязана делать что-то другое, что на пороге Рождество, что от тебя зависят радости детей, слуг и работников на ферме и что никто кроме тебя не присмотрит за украшением елок, дома, никто другой не закупит подарки. На просмотр каталогов уходят часы, а долг в это время скулит под закрытой дверью. Ненавижу долг – он повелевает заниматься всем тем, что меньше всего нравится. Ну почему мой долг – не составление списков и планов для любимого сада? «Это мой долг», – убеждаю я Разгневанного, когда он сетует, что я напрасно трачу время. «Ну уж нет, – отвечает он с умным видом, – сад не может быть твоим долгом, потому что он – твое удовольствие».

Как же это удобно – всегда иметь под рукой такой неисчерпаемый кладезь мудрости! Мужа может завести себе кто угодно, но лишь немногим дано счастье общения с мудрецом, а уж если у тебя есть одновременно и то, и другое – это не только большая редкость, от этого еще и большая польза имеется. Поверьте, единственное, что по практичности я могу сравнить с такой комбинацией – раскладной диван, который моя соседка купила в качестве рождественского подарка своему мужу и который показала мне, когда я в последний раз к ней заезжала: потрясающее изобретение, объяснила она, сочетающее в себе спальное место, диван и комод, внутрь которого можно положить свою одежду, поверх – самого себя, и если кто-то вдруг заявится с визитом посреди ночи, а уж так получилось, что вам пришлось спать в кабинете, вы просто сбрасываете постельные принадлежности в комод, и вот вы сидите на диване и выглядите так, будто часами сидели тут в ожидании визитеров.

– Простите, а разве ваш муж не носит пижаму? – осведомилась я.

Но, как оказалось, она никогда о пижамах и не слыхивала.

Составление весеннего списка заняло много времени. Мне захотелось, чтобы один бордюр был весь желтый, от ярко-оранжевого до почти белого, и сколько мне пришлось ради этого изучить книг по садоводству, может оценить только такой же новичок, как я. Планирование заняло несколько недель, и оно еще далеко от завершения. К тому же я хочу, чтобы все там постепенно расцветало с мая до самых холодов, так что в основном на ней будут ноготки – я их очень люблю – и настурции. Настурции бывают всех возможных сортов и оттенков, они бывают ползучими и в наилучшем виде демонстрируют свои листочки и цветы. Еще здесь будут эшшольции, георгины, подсолнухи, циннии, скабиозы, портулак, желтые анютины глазки, желтые левкои, желтый душистый горошек, желтый люпин – все изначально желтое или в желтой разновидности. Для этого я выбрала длинный широкий бордюр на солнечной стороне у подножия поросшего травой склона, увенчанного сиренью и соснами и обращенного на юго-восток. Вы проходите через небольшую сосновую рощицу и, повернув за угол, натыкаетесь на пойманное в плен утреннее солнце. Мне хочется, чтобы после темноватой, прохладной тропы сквозь рощу эти яркие краски буквально ослепляли.

Такова идея. Но когда я размышляю о возможном различии между идеей и ее реализацией, я впадаю в депрессию. Я полная невежда, но садовник, как я подозреваю, еще невежественнее меня: тюльпаны, которые он пытался вырастить, все погибли, он говорит, что и представления не имеет почему. К тому же он влюблен в кухарку и после Рождества собирается на ней жениться, поэтому выслушивает мои планы без того энтузиазма, которого они заслуживают, и целыми днями с отсутствующим видом колет дрова, чтобы поддерживать неугасимый огонь в печи его возлюбленной. Я не в силах представить, что кто-либо может предпочесть кухарок ноготкам, эти будущие ноготки, чьи семена пока еще мирно спят у торговца, освещали мне, словно золотые огоньки, все хмурые зимние дни.

От всей души мне жаль, что я не мужчина, потому что, будь я им, я бы первым делом купила лопату и отправилась в сад, где с восторгом делала все для цветов своими собственными руками и не тратила бы время на объяснения, чего именно хочу добиться. Это ужасно утомительная работа – отдавать распоряжения и пытаться описывать картины, которые существуют только у тебя в голове, кому-то, у кого нет ни воображения, ни мозгов и в чьем представлении желтый бордюр – это кальцеолярии, окруженные чем-нибудь голубеньким.

Я постаралась выбрать из желтых цветов только неприхотливые, которые легко удовлетворить и которые благодарны за самую малую заботу, потому что почва у меня не из лучших, да и климат для большинства цветов неблагоприятный. Я действительно испытываю благодарность к любому цветку, набравшемуся смелости и желания здесь расцвести. Похоже, наши места по сердцу анютиным глазкам и душистому горошку, а вот гвоздикам здесь не нравится, и несмотря на все уговоры, они прошлым летом едва распустились. Почти всем розам, несмотря на песчаную почву, сопутствовал успех, за исключением низкорослых Адам – кусты были усыпаны готовыми раскрыться бутонами, которые потом вдруг потемнели и засохли, и трех стандартных Доктор Грилл – эти стояли рядком и куксились. Доктор Грилл меня особенно волновали, потому что я была зачарована их описанием в каталоге, но, безусловно, заслужила такой щелчок по носу. «Да не впадите в восторг ни по какому поводу, дорогие мои, – так буду я напутствовать троих своих деток, когда им придет пора выйти в свет. – А ежели впадете, то никак его не выказывайте. Если ваш темперамент будет по природе своей вулканическим, то пусть он лишь слегка курится. Пусть никто не видит, что вы чем-то довольны, чем-то заинтересованы, и, самое главное, никакого энтузиазма. На ваших лицах должно быть написано спокойное равнодушие. Никогда не показывайте, что вам кто-то нравится, и вообще что-то в этом духе. Будьте холодны, апатичны и сдержанны. А если будете вести себя иначе, не так, как советует вам добрая матушка, тогда вы просто чрезмерно экзальтированные, невоздержанные юные идиотки, и уделом вашим будет пренебрежение. Но если последуете материнскому совету, тогда выйдете замуж за принцев и будете жить долго и счастливо».

Наверняка Доктор Грилл – роза немецкого происхождения. В этой части света чем больше вы рады кого-то видеть, тем меньше этот кто-то рад видеть вас, а когда вы, напротив, смотрите сурово, тем он становится любезнее, всем своим видом выражая тем большее дружелюбие, чем скованнее и угрюмее становитесь вы. Но я не была готова встретить такое отношение у роз и рассердилась на Доктора Грилла. Ему отвели в саду лучшее место – теплое, солнечное, защищенное от ветра, ему предлагалась самая изысканная смесь компоста, глинозема и навоза, на него не жалели воды в засушливые дни, когда более усердные цветы не получали ни капли, а он все равно не шел ни на какие уступки и выглядел мрачным и скукоженным. Нет, он