– Да, – ответил голосок, – две порции. Форель, два рябчика, легкая пища на ужин…

– Умница ты моя, – сказал Азазель расчувствованно. – Михаил, сейчас будем пировать.

– А на стол твоя умница еще не подает? – спросил Михаил язвительно.

– Пока у нее только голос, – ответил Азазель со вздохом, но добавил бодро: – однако вскоре сделаем для нее и тело!

Михаил посмотрел на него в упор.

– А не кощунство такое?

– Что?

– Творец создал людей, – напомнил Михаил, – а люди создают… тоже нечто по своему образу и подобию? Не кощунственно уподобляться Господу?… Сатан тоже пытался создать своего человека, но получилась обезьяна.

Азазель так быстро и ловко вытащил из духовки-гриля завернутые в серебряную фольгу две птичьи тушки, что Михаил не рискнул помогать, чтобы не опозориться.

По комнате растекся нежно-чувственный аромат запеченного в собственном соку птичьего мяса.

Азазель сорвал фольгу и выложил на два блюда по тушке.

– Извини, что без овощей, – сказал он и добавил авторитетно: – Ты что, не веришь в мудрость Создателя?… Ага, попался!.. А я вот верю, что когда создадим этих вот демонов-помощников уже и во плоти, то те через какое-то время создадут уже сами еще более совершенных…

Михаил охнул:

– Ты что говоришь?

– Ага, – сказал Азазель злорадно, – страшно?… То ли еще будет!.. Господь все учел, ты зря в Нем сомневаешься… Но все равно ешь, хоть ты и почти усомнился, а это значит, и тебя нужно в ад, где погорячее…

Михаил умолк. Азазель не упускает случая уязвить, характер такой скверный то ли уже был, то ли у людей набрался.

Он взялся за торчащие культяпки лап, ожег пальцы, Азазель указал взглядом на нож и вилку.

– Одно дело сомневаться, – сказал Михаил сердито, – и выказывать сомнения, другое – выступать против, как сделал Сатан. Я никогда не выступлю против. Это недопустимо! Должен быть порядок.

Азазель поглядывал с иронией, нож и вилка в его руках слаженно работают будто сами по себе, коричневая корочка на рябчике с легким хрустом проламывается, на лезвии блестит пахучий сок, а ломти нежного мяса моментально оказываются на острие вилки.

Михаил старательно копировал все движения Азазеля, тот недавно обронил вскользь насчет того, что сейчас люди даже в лесу, на рыбалке или в походе все равно пользуются столовыми приборами, это главное отличие от животных, потому не совсем прилично ангелу походить на диких животных, ибо простота хуже воровства.

– Этот Теоганель, – сказал Михаил и задержал дыхание, с трудом удерживая ножом и вилкой кусочек мяса, – этот Теоганель проговорился, что он не один здесь…

– Возможно, – предположил Азазель, – он нарочно?

– Зачем?

– Чтобы ты оставил его здесь, – пояснил Азазель, – а с его помощью и по его наводке…

Михаил поморщился.

– Как вот ты?… Нет, мне и одного осведомителя многовато. Их на земле сколько?

Азазель покачал головой.

– Кто может знать? С беглыми ангелами проще. Они либо живут как люди, ничем не отличаясь, либо выдают себя всплеском, когда стараются получить чего-то больше, чем могут люди.

– А демоны? – спросил Михаил. – Хочешь сказать что-то неприятное о демонах, я угадал?

Азазель нехотя кивнул.

– Почему неприятное? Как раз приятное… Для них приятное. Для тебя не весьма. Демоны, как ты помнишь, уже изначально материальны в отличие от ангелов. Им не нужно облекаться плотью. Они уже… Но у них плоть несколько иная, понимаешь ли…

Михаил ощутил тревогу, зябко повел плечами.

– Не виляй.

Азазель сказал с неловкостью в голосе:

– Если кто-то там мог в аду по узким щелям и норам, то пролезет и здесь, а кто прыгал по скалам, как кузнечик, тот скачет по здешним крышам без всяких всплесков.

Михаил посмотрел испытующе.

– Выходит, со стороны демонов опасность настоящая?

– Они опаснее, – ответил Азазель с явной неохотой. – Всплеск замечают в Брие, а от демонов всплеска нет. Разве что люди заметят, когда демоны чересчур уж…

– Понял, – сказал Михаил, – если бы не было этого чересчура, ты бы промолчал?

Азазель кивнул.

– Я же сказал, ты сообразительничаешь с каждым днем. Даже с каждым часом.

– Где сейчас опасно?

– Везде, – ответил Азазель, – но давай почистишь там, где ближе?

– А ты?

Азазель развел руками.

– Не могу же выступать против собратьев?… Ну ладно, могу, но разве это этично? Я, знаешь ли, соблюдаю не только внешние законы, но и внутренние. Конечно, как и все люди, когда это мне совсем не вредит и даже не ущемляет, а чувство удовлетворения своей хорошестью дает…

– Ага, эгоист!

– Нынешняя цивилизация, – сказал Азазель серьезно, – построена на соблюдении эгоистических интересов каждого человека, а не только правителей, как было раньше. Может быть, потому и рванулась вперед и ввысь?… А вот тебе любое убийство в радость, в отличие от меня, старого гуманиста и человеколюбца в хорошем смысле.

Не оборачиваясь, он сделал над головой некий жест, и за спиной тут же с готовностью зажужжала и затрещала размалываемыми зернами кофемашина.

Михаил мрачно размышлял над сложностями проблемы поиска беглецов, Азазель зевнул, снова вскинул руку и пошевелил пальцами.

Наполненная доверху черным горячим кофе чашка проплыла над его плечом и беззвучно опустилась на столешницу перед Михаилом. Вторая чашка появилась чуть быстрее, Азазель перехватил ее в воздухе.

Михаил смотрел исподлобья.

– Это уже не твоя демонесса?

– Нет, – ответил Азазель нахально, – это демонстрация наших возможностей. Понял суть?

Михаил сказал вопросительно:

– Не совсем… или показываешь, что у демонов такое вот всплеска не вызывает?

– Вот именно, – подтвердил Азазель.

– У всех?

– Хороший вопрос, – ответил Азазель с одобрением. – Начинаешь вникать?… Здесь нюансы, в которых, как здесь говорят, прячется дьявол, хотя не понимаю, о ком речь. Сатан слишком горд, чтобы прятаться, а остальные просто демоны.

– Не отвлекайся, – попросил Михаил. – Понимаю, это у тебя не случайно, но будешь дурить мне голову в другой раз.

– С удовольствием, – согласился Азазель. – Дурить я обожаю. В общем, демоны, как ты знаешь, есть рожденные в аду, а есть те, которые раньше были ангелами. Так вот демоны второго поколения, что бы ни творили, никаких всплесков не дают. С ангелами сложнее… У них это затухает вот уже тысячи лет, потому замечаемо, когда слишком уж… А вот ты сдвинешь небесной силой хоть щепочку, по всем небесам тут же завоют сирены пожарной тревоги.