17 декабря мы покинули Традюн, где прожили больше четырех месяцев. Мы не держали зла на тибетцев за то, что нам не разрешили следовать в Лхасу. Всем известно, как трудно приходится иностранцу без документов в чужой стране. Преподнося нам подарки и снабжая транспортом, тибетцы демонстрировали настоящее гостеприимство, в такой степени свойственное очень немногим народам. Хотя в то время я ценил его еще не так, как сейчас, мы с Ауфшнайтером были признательны за возможность прожить восемь месяцев свободными людьми, а не за колючей проволокой.

Теперь мы снова были в пути.

Мы ехали вчетвером: Ауфшнайтер, я и двое сопровождавших нас слуг. Один из них нес нашу святыню – тщательно запакованное письмо правительства к губернатору округа Кьирон. Все мы ехали верхом, а двух наших яков подхлестывал погонщик. По каравану было видно издалека, что едут люди уважаемые, – совсем не то что три жалких бродяги, которые несколько месяцев назад переходили Гималаи в противоположном направлении.

Наш путь в Кьирон лежал на юго-восток, нам снова предстояло пересечь водораздел Гималаев. Когда пришло время переправляться через Цанпо, река оказалась уже покрыта льдом. По ночам мы страшно мерзли в палатках.

Через неделю мы добрались до поселения под названием Дзонка́. Его дома окутывали густые клубы дыма, заметные издалека. Это поселение вполне заслуживало звания деревни: вокруг монастыря теснились около сотни глинобитных домов, а за ними простирались обработанные поля. Дзонка располагалась на слиянии двух ручьев, дававших здесь начало реке Кози, текущей через Гималаи в Непал. Поселение окружала десятиметровая крепостная стена, а за ней возвышался роскошный шеститысячник, который местные жители называли Чогулхари.

* * *

В Дзонка мы приехали как раз под Рождество. Это был наш первый сочельник вне лагеря. Дом, где нас разместили, оказался удивительно уютным. Граница произрастания лесов находилась всего в двух днях пути отсюда, так что дерево уже не считалось здесь недоступной роскошью. Его использовали для строительства и других домашних нужд. В печи, сделанной из старой канистры, потрескивал можжевельник, и приятное тепло разливалось по всему дому. Вечером мы зажгли несколько тибетских масляных ламп и по случаю праздника приготовили баранью ногу.

Как везде в Тибете, общественной гостиницы здесь не было. Власти выделяли путешественникам комнаты в частных домах в порядке очередности, чтобы не очень обременять жителей. В этих краях прием путников на постой является одним из видов государственных податей.

Изначально мы не собирались задерживаться в этой деревне надолго, но из-за сильных снегопадов провели в деревне Дзонка почти месяц. Гималаи были совсем рядом, и целыми днями с неба падали крупные хлопья снега, так что все дороги занесло. Мы восприняли эту непредвиденную задержку как прекрасную возможность отдохнуть, с удовольствием принимали участие в жизни монастыря и смотрели выступления танцоров из Ньенама.

Скоро мы подружились с аристократами-чиновниками, жившими здесь. Мы тогда уже хорошо говорили по-тибетски и могли вести пространные беседы, в ходе которых узнавали много интересного об обычаях этой страны. Отмечать наступление нового, 1945 года мы не стали, но мысли о родине обуревали нас сильнее, чем когда-либо.

Во время нашего вынужденного отдыха нам иногда удавалось совершать небольшие вылазки по окрестностям. Мы нашли несколько вырубленных в песчанике пещер, настоящую сокровищницу с древними деревянными и глиняными статуями божеств и листками из священных тибетских книг. Наверное, это были подношения святым, когда-то жившим в этих пещерах.

* * *

19 января дороги стали более или менее проходимыми, и мы отправились в путь в составе огромного каравана. Впереди шли ничем не навьюченные яки, они с легкостью разгребали глубокий снег плугами. Скоро долина превратилась в узкое ущелье, и только за первые два дня мы пересекли дюжину мостов через реку. Мой як, выросший в Чантане, мостам крайне не доверял и нипочем не хотел заходить на них. Он вел себя как настоящий баран перед новыми воротами. И только с помощью погонщиков, подталкивая скотину сзади и тяня за узду спереди, удавалось сдвинуть его с места. Меня уже предупреждали, что не стоит брать этого яка в Кьирон: говорили, животное не перенесет тамошнего жаркого лета. Но я не хотел с ним расставаться: мы ведь еще не отказались вовсе от идеи побега.

Все эти дни столбик моего термометра опускался до 30 градусов мороза по Цельсию. На этой отметке он замирал – ниже делений у него просто не было!

Один раз мы увидели на скале китайскую надпись, которая меня очень заинтересовала. Это ведь была метка, сохранившаяся со времен китайского военного похода в Непал в 1792 году, когда целая армия, проделав путь в тысячи километров, достигла ворот Катманду и подчинила столицу своей воле.[14]

Большое впечатление произвел на нас горный монастырь неподалеку от деревни Лонда. Красный храм и монашеские кельи лепились на скалах на высоте двух сотен метров над долиной, напоминая птичьи гнезда. Несмотря на опасность снежных лавин, мы с Ауфшнайтером не смогли устоять перед соблазном подняться к храму, чтобы полюбоваться оттуда еще одним прекрасным видом на Гималаи. Наверху мы повстречали несколько монахов и монахинь, от которых узнали, что этот монастырь основал Миларепа, знаменитый тибетский святой и поэт, живший в XI веке. Монастырь назывался Тракар-Тасо. При таком величественном пейзаже и уникальном расположении это место как нельзя лучше подходит для медитации и стихосложения. Мы с большим сожалением покинули монастырь, твердо решив еще сюда вернуться.

С каждым днем снега становилось меньше, скоро мы добрались до границы произрастания лесов и тут же оказались в тропиках. Здесь в зимней одежде, подаренной нам чиновниками в Традюне, уже не было необходимости. Мы достигли последнего пункта перед Кьироном, Дротана, деревеньки, окруженной зелеными лугами. Я помню, что у всех ее обитателей были очень большие зобы, что, вообще-то, в Тибете встречается редко.

У нас ушла неделя на то, чтобы добраться до Кьирона, до которого от поселения Дзонка при хорошем состоянии дороги три дня пути, а гонец может преодолеть это расстояние за один день.

Кьирон буквально означает «деревня счастья»,[15] и это место такого названия вполне заслуживает. Я до сих пор скучаю по нему. Если бы у меня была возможность выбрать, где провести старость, я бы не задумываясь выбрал Кьирон. Построил бы себе дом из красного кедра, через мой сад бежал бы один из бесчисленных ручьев, спускающихся с гор. В этом саду росли бы всевозможные фрукты, ведь хотя это место расположено на высоте 2770 метров, но двадцать восьмая широта дает о себе знать.