Мало того, в ее глазах присутствовал жирный гипнотический блеск, поневоле влекущий и зовущий на всякие свершения.

– Вы растеряны, милейший? – склонив головку, осведомилась баронесса.

– Вы такая красивая женщина… – пробормотал он.

– Вы тоже мужчина хоть куда. Но я ведь не бледнею в вашем присутствии.

«И очень плохо», – подумал он. Нет, нельзя выдавать эмоции. Во-первых, Пуэма не оценит, зачем ему осложнения по месту жительства? Во-вторых, этот мир зубаст и непредсказуем, в нем надо сохранять физиономию каменной от рассвета до заката.

– Могу я спросить о цели вашего визита, леди? – платье-мантия оказалось не таким уж пуританским. Сквозь внешний ригоризм проступало глубокое декольте – верхняя часть между наглухо обвивающим шею воротом и верхней перекладиной тау-креста была сшита из тончайшего гипюра.

– Мне поведали о вашей школе, Лексус, – улыбнулась Эспарелла. – Я сочла это любопытным. Приятно открывать в жизни новые горизонты, согласитесь. В случае усиления моего любопытства я намерена взять у вас несколько уроков.

– О, леди, вас некому защитить? – фальшиво удивился Верест.

– Только на словах, милейший мой, только на словах. Разве можно дождаться от мужчины реальной защиты?

– Вам не те попадались, – сменил тон Верест. – От некоторых можно.

Взгляд оценщицы начал перерастать во взгляд потенциальной обладательницы. Но Верест не склонялся к анализу – близость благоухающего тела к тому не располагала.

– Я могу поприсутствовать? – вздохнула Эспарелла.

– Конечно, баронесса. К сожалению, занятие подходит к концу, но если вы хотите…

– Нет, что вы. Я не настолько важная баронесса, чтобы из-за меня продлевать занятие. Я приду завтра. Или нет… Знаете, милейший, – лицо аристократки выражало важность принятия решения. – Не могли бы вы подъехать ко мне сегодня после ужина? Я угощу вас вином – у меня приличный погребец. Между прочим, вино «Леди Каурус» весьма ценится – и вы расскажете, где вы так научились драться, и почему сей спорт столь непопулярен у нас в Колокусе. А заодно посмотрите мою коллекцию кактусов.

– Подъехать? – изумился Верест. – Но на чем? Куда?

– За вами пришлют экипаж, – с этими словами баронесса Эспарелла Каурус учтиво склонила головку, развернулась и, приподняв полы мантии, поплыла к выходу.

– Ну и сяськи-мосяськи, – присвистнул востроухий Прух, выныривая из-под левой руки. – Слушай, Лексус, тебе не то крупно подфартило, не то ровно наоборот, пока не пойму. Давай посмотрим на это через пиво, ты как?

Он выставил Пруху две кружки, сам пить отказался, сидел и мотал на ус информацию. Со слов коротышки выходило, что баронесса Эспарелла не последняя в государстве баронесса. У нее два дома (один на авеню Благоденствия, другой где-то за городом), ни одного мужа и целая тьма недостатков. Достоинства там тоже есть, но они бледнеют перед недостатками. Хитра, коварна, мужчин меняет, как перчатки. Злопамятна, стервозна. Имеет выходы на короля Рензеллора, но в силу природной лени придворные рауты не посещает. Последний муж, его превосходительство барон Тармухан, скончался от геморроидальных колик. Имеет галерею любовников – унижает, топчет, бьет плетьми и танцует на их косточках, независимо от ранга и возраста. Детей – ненавидит, прислугу – третирует. Пьет вино в непомерных масштабах, обожает охоту на крокодилов, топит печи приговоренными к смерти, а по ночам превращается в волчицу, бродит по городу и душит запоздалых прохожих.

– Обожаю неуравновешенных особ, – признался Верест. – Чудо, а не женщина.

– Согласен, половина гуляющих о баронессе слухов – бесстыжие враки, – коротышка непринужденно рыгнул и погладил себя по растущему животу. – Но далее если допустить, что половина верна, то сам понимаешь – баронесса не кролик.

Верест старательно объехал объяснения с Пуэмой (не начальница, чтобы перед ней отчитываться), до закрытия терся в баре у Хорога, попивая что-то безалкогольное. Из трактира вышел одновременно с прибытием экипажа – глаза б его не видели это чудо техники… Аляповатая металлическая конструкция с дверцей, два подтянутых рысака, возница в стальном шлеме. На запятках вместо лакея в ливрее – митральеза при двух солдатах, а поверх всего этого благолепия – фамильный герб рода Каурус: два удава, переплетенные вензелем.

Лошади приветствовали Вереста громким ржанием.

– Господин Лексус? – хмуро поинтересовался возница. Дождался утвердительного кивка и жестом пригласил в «дормез».

Он трясся по булыжной мостовой, чувствовал, как пот заливает глаза, густеет под камзолом, становясь толстым слоем гусиного жира. Он начхать хотел на ее любовников, на ее вредные привычки и постыдные наклонности – ему до зарезу нужна была ночь с баронессой!

Единственный способ победить искушение – поддаться ему, говорил Оскар Уайльд.

Он готов был поднести себя в лучшем виде – проявить море такта, остроумия, недюжинного обаяния. Только ночь, только ночь – выбивали зубы. Ведь не зря она его пригласила… Узнать, постичь и забыть. Навсегда. Он еще не выжил из ума, чтобы не понимать очевидного – он встает на скользкую дорожку, и чем быстрее с нее сойдет, тем лучше.

Верест смутно помнил, куда его везли – очевидно, в загородный дом. Вряд ли до улицы Благоденствия тряслись бы битый час. Освещенная матовым фонарем аллейка, благоухание незнакомых цветов, навес, беседка, заднее крыльцо особняка. Стройная тень в шелковом, полупрозрачном, с распущенными волосами, скользящая ему навстречу…

Очевидно, баронесса решила не монашествовать, и не испытывать терпение занудными вопросами про мордобой. Взяла за руку и ввела в неосвещенное здание. Слишком долго поднимались – он страдал от нетерпения, вожделел ее, как квинтэссенцию всех женщин в мире. Коридоры, пороги, тяжелый габардин в проемах. Огромная спальня – почти пустынное помещение, на полу ковер, на ковре кровать – кроватище, сексодром, гигантская позиция для взлета и падения испепеленных страстью тел…

Она его дразнила: вела к кровати, но и сдерживала. Целовала и уворачивалась. Она была женщиной недюжинной выдержки – от тела ее исходил жар, дыхание делалось прерывистым, судорожным, но она держала себя в руках, и это правильно – тем ярче будет взрыв, и глубже и проникновеннее последствия взрыва…

Так хорошо ему еще не было. Он демонстрировал чудеса – вершину своих способностей. Женщина млела и растекалась под его напором, являя встречные таланты. Передышки не требовались – эмоции хлестали, как дожди из туч. Бесподобно мягкие волосы шелковисто стелились по подушке, нежность кожи и ответных прикосновений доводили его до бешенства. Искры сыпались из Вереста, точно из точильного станка, включенного в сеть и работающего над металлом.

Баронесса вела себя, как нормальная женщина – страстная, заведенная его напором, не таящая в себе стоны и крики. Не кусалась, не лупила его ремнем. Не пыталась в ступе вылететь в дымоход или оборотиться в волчицу, клацающую зубами.