— Ну вот. Я отдал вам все свое богатство — всю воду до последней капли. Больше у нищего кочевника ничего нет. Вы останетесь со мной?

Я хотела сказать: «Я безумно люблю тебя, и совсем не нужно тратить время на дурацкие шутки, и, когда мы одни, давно пора говорить «ты»», — но лишь потянулась к нему, чтобы прижаться и поцеловать. Он не дал мне этого сделать, мягко, хотя и решительно отодвигая рукой.

— Вы молчите, Эльза, а я жду ответа. Я задал вопрос.

Я успела погладить его по этой руке и, изловчившись, даже поцеловать косточку на гибком смуглом запястье с тонкими черными волосками…

— Пожалуйста, Гамид…

Он вскинул голову: я же впервые назвала его по имени.

— Пожалуйста, Гамид, — повторила я, вытаскивая заколку и встряхивая волосами. — Не нужно шуток. Просто… Просто люби… те меня! Ско… рее…

Я действительно задыхалась, потому что эта его бездейственная близость сводила меня с ума. К тому же по подрагиванию уголков его губ и напряженному дыханию я чувствовала, что ему тоже неимоверно трудно сдерживаться.

Он кашлянул и погладил меня по волосам.

— Мадам, вы искушаете. Но все же: вы действительно готовы отдаться нищему?

— Хватит! — Я вскочила на ноги. — Сначала с этим ларцом — тест на богатство? Теперь с водой — на нищету?

Он какое-то время загадочно смотрел на меня, доводя до исступления взглядом своих подведенных фараонских глаз, потом рассмеялся и сел на ковре.

— А мне нравится ход ваших мыслей. Раздевайтесь!

— Что?!

— Я должен вам помочь или вы действительно предпочитаете заниматься лю-бо-вью в одежде? Скажите! Не отказывайте себе ни в чем. Я целиком к вашим услугам! Камасутра, миссионерские утехи, тантрический секс? В одежде или без? А может быть, забавы маркиза де Сада? Только скажите, я исполню любые ваши фантазии!

— Прекратите! — Я топнула ногой. — Это омерзительно!

Он резко посерьезнел:

— Простите. Но вы ведь так и не ответили на мой вопрос.

— Какой? Про вид утех?

— Ладно. Забудем. Идите сюда. — Он потянулся ко мне и поманил обеими руками. — Идите-идите. Не злитесь! Ну я погорячился. Я был не прав. Очень сожалею. Довольны?

— Не очень. — Я подошла и опустилась на ковер рядом с ним. — Но у меня же нет выхода.

— То есть? — Он пододвинулся и положил свою голову мне на колени. — С чего вы это взяли?

От его головы и плеч в меня тек нестерпимый жар, но чернущие магические глаза смотрели снизу вверх с удивительной покорностью. Я люблю тебя, мой принц, мысленно ответила я этим ночным глазам, наклонилась и стала целовать его лицо, куда только попадали мои губы.

— Я знаю, — шепнул он, будто я произнесла это вслух, и, перекатившись на бок, тоже целовал меня и играл пальцами в моих волосах, изредка повторяя: — Эльза, Эльза…

Странно, но от этих совершенно невинных ласк на место моего дикого желания и дикой же злобы, что оно никак не реализуется, приходил необыкновенный покой и тихая трепетная радость. Дыхание моего принца и жар его тела, который не могла скрыть никакая одежда, тоже постепенно стихали.

— Так хорошо, — прошептала я, — так спокойно. Будто лодка плывет по течению и укачивает. Я сейчас усну…

— Спите, моя прекрасная пери. Спите, — тихо заговорил он между поцелуями. — Мне все равно пора уходить. А когда вы проснетесь, я уже вернусь.

Я хотела напомнить ему про рацию и о том, что он хотел есть, но блаженная дрема окутывала меня все сильнее, и даже его ласковый голос я уже едва слышала сквозь сон:

— Мы поужинаем под звездами, моя пери. Я назову вам все их имена и расскажу все истории нашего звездного неба…

Полог шатра был откинут, и на фоне поблекшего сиреневатого неба я видела силуэт Фариды, которая неспешно, словно совершая некий ритуал, расставляла на низком столике мисочки с угощениями и посуду. В шатер заглянула другая женщина и передала Фариде зажженную керосиновую лампу, осветившую на миг их сухие темные руки с браслетами и кольцами. Потом появилась еще одна с большим блюдом, накрытым крышкой, вероятно, там было что-то горячее. Фарида заглянула под крышку, покивала головой — осталась довольна — и прямо с крышкой водрузила блюдо в центре столика, вместе с остальными женщинами слегка раздвинув сервировку.

Женщины двигались беззвучно, лишь совсем тихо порой позвякивала посуда и браслеты на их руках. Керосиновая лампа, которую Фарида поставила на пол, мягко подсвечивала снизу словно бы бестелесные силуэты в колышущихся темных одеждах. От накрытого стола тянулись тонкие ароматы неведомых пряностей, загадочно поблескивала посуда, неровный прямоугольник неба за откинутым пологом становился все темнее. Издалека текли невнятные голоса и звуки поселения.

Двигаться не хотелось. Было уютно лежать на мягких коврах под меховым куньим пледом, которым, наверное, перед уходом укрыл меня мой принц, или же позаботилась Фарида, зная от него или просто догадавшись о не желавшей отпускать меня неприятности акклиматизации — ознобе в самое пекло. А сейчас мне было не холодно и не жарко, но удивительно приятно и спокойно среди этих женщин в допотопных одеждах, занятых самым допотопным же действом — накрыванием стола. Действом очень важным, хоть в моем цивилизованном мире, хоть здесь — среди людей пустыни, живущих точно так же, как и их предки сотни лет назад.

Прямоугольник неба сделался уже почти совсем темным. Свет шел теперь только от древней керосиновой лампы внизу. Я опять испытывала то же самое ощущение безвременья или даже — времени, повернувшего вспять, как тогда на террасе во внутреннем дворике, когда в круге горящих светильников мой принц кормил меня айвой…

Не сговариваясь, женщины пошли из шатра. Между их головами я увидела звезды, как-то вдруг мгновенно вспыхнувшие на небесах. Их было очень много!

«Мы поужинаем под звездами, моя пери. Я назову вам все их имена и расскажу все истории нашего звездного неба»…

И — темнота. Полог задернулся.

Лишь жалкий керосиновый фонарь на полу чуть раздвигал вокруг себя обступивший мрак, вырывая из него краски узора ковра и край столика — витая ножка, мерцание парчовой скатерки, бок расписной мисочки с чем-то.

«Спите, моя прекрасная пери. Спите… Когда вы проснетесь, я уже вернусь»…

Я резко села. А вдруг он не вернется? Просто он опять в нашем времени, а я — в этом? Где из всех благ цивилизации — лишь керосиновая лампа! Я вскочила на ноги, схватила этот несчастный фонарь и, едва ориентируясь в темноте, бросилась туда, где, по-моему, из шатра был выход. Но фонарь осветил лишь сплошную матерчатую стенку.

— Фарида! — закричала я.

Ткань колыхнулась, и всего лишь в метре правее откинулся полог. Я увидела силуэт женщины и звезды в проеме над ним.