— И судя по вашему виду, не просто пили, а нажрались в говно, уж простите за мой эльфийский, — она испытующе заглянула в мои глаза. — Неужели хоть у кого-то в вашей насквозь прогнившей организации нашлась совесть, чтобы не играть в эти поганые политические игры?

Я промолчал, не совсем понимая, куда принцесса клонит, почему вдруг заговорила за совесть и причём здесь политика. А девушка, всё больше воодушевляясь, продолжила:

— Неужели хоть в ком-то не нашлось желания замараться во всех этих делишках? Честный маг среди кровавых палачей… Вы же честный маг?

Я вновь кивнул.

— Спасибо! — неожиданно проникновенно произнесла собеседница. — Я этого не забуду. Теперь понимаю, почему вы пьёте — сложно вот так разрываться между приказами сверху и собственной совестью. Но обещаю, это не будет забыто. И когда стану императрицей, то смогу в полной мере одарить вас. Потому что добро я не забываю. Никогда.

Принцесса встала, уже совсем по-другому глядя на меня, улыбнулась, а затем, кокетливо сощурившись, спросила:

— Я же могу надеяться, что вы и впредь не станете докладывать наверх, если ещё что-то узнаете обо мне в этих стенах?

— Конечно, — ответил я, до сих пор не совсем понимая, к чему весь этот разговор про честность и совесть с кровавыми палачами.

— Ваше имя, святой отец! — вдруг как-то торжественно потребовала Анни-Мирна.

— Павел…

— Отныне, Павел, можете считать меня своим другом. Слово наследной принцессы!

— Премного рад, — чуть невпопад произнес я, слегка ошеломлённый происходящим. После чего проводил её высочество, или как уж там этих принцесс зовут, к люку и галантно подал руку, помогая спуститься.

А минут через пять после её ухода до меня наконец дошло, что за цирк тут сейчас был. Головная боль и вчерашняя пьянка не давали мне нормально соображать, но потихоньку пазл всё же сложился в более-менее стройную картину.

Во-первых, я понял, что наследная принцесса — первый кандидат на престол. Во-вторых, она шибко не любит мою контору. В-третьих, эта девица почему-то считает, что инквизиция спит и видит, как бы её скомпрометировать в глазах папы-императора. В-четвёртых, она думает, что пил я из-за моральных страданий по поводу необходимости доложить о её распутстве, а не доложил из-за высоких человеческих качеств.

И теперь я — её друг.

Полный кабздец. Как там говорилось? Избавь нас Мерлин равно от барского гнева и барской любви? Ну или как-то близко по смыслу. Оказаться замешанным в борьбе за престол — да большего «счастья» и представить сложно! И послать-то не пошлёшь, мстя женская страшна. Особенно с девичьей-то памятью. Отомстит, забудет, снова отомстит.

Засада. Особенно в свете того, что надо решить, докладывать ли начальству об этом визите или нет. И ведь Амнис, гад такой, ни словом не предупредил, что данная особа обучается в академии.

Тут я вспомнил, что краем уха что-то такое слышал про дочку императора. Правда, вспомнить, где и когда, не смог. Но то — слухи, а инквизиция-то всяко должна была быть в курсе.

И ведь если своим не скажу, а это где-нибудь всплывёт, точно выговорешник схлопочу. А коль расскажу — дойдёт до этой будущей императрицы. И всё, сживёт со свету.

Голова заболела вновь, и я, поморщившись, принялся натягивать на себя доспехи. Хочешь не хочешь, а за кое-какими консультациями в родную контору идти придётся, чтобы ещё больше не налажать.

«И это ещё учебный год не начался, — подумал я. — Что же будет, когда сюда приедут все?»

Тут я неожиданно спохватился: а что скажут мои ведьмочки, когда узнают, что я охмуряю Ниике? Им ведь не скажешь, что это не по-настоящему. Зябко передёрнул плечами.

Впрочем, одевшись и подпоясавшись кушаком, я неожиданно для себя успокоился, с лёгким цинизмом рассудив, что я им не сват и не брат, а очень даже господин, и нечего вассалкам мне указывать, что делать, а что нет.

Затем мысли неожиданно перешли к насущной стороне вопроса, в частности, какие предпринять шаги для вербовки кайратской девчонки. Но в первую очередь надо было проверить, где она находится.

Я прошёл в угол чердака, где стоял накрытый половичком следящий артефакт, и достал из кармана кристалл. Вчера получилось незаметно настроить его на Ниике. Открыл крышку и вставил в гнездо. Мысленно активировал, крутанул мерцающее облачко изображения и довольно хмыкнул — девушка была у себя.

Выйдя из здания, я, сощурившись, подставил лицо пригревающему солнышку. От вчерашней непогоды не осталось и следа, на ясном небе не было ни облачка. Чуть улыбнувшись сам себе, я легонько соскочил с невысокого крыльца на брусчатку парковой дорожки и поправил автомат, небрежно перекинутый через плечо. Стволом вниз, но так, чтоб его легко, одним движением можно было дёрнуть вверх и вжарить очередью от пуза. Большим пальцем левой руки небрежно зацепившись за кушак, я зашагал вперёд, насвистывая какой-то лёгкий мотивчик.

И всё бы ничего, но на полдороги к женской общаге привлёк меня шум, раздававшийся со стороны центрального здания. Кто-то поднял гвалт, что-то выкрикивая гортанным нечленораздельным голосом, на боковой аллее, за деревьями. Причём громкость выкриков усиливалась по нарастающей.

Нахмурившись — и кто это такой громкий? — я направился туда.

Крикуна я увидел первым, правда, со спины. Высокий, черноволосый, он грозно нависал над тщедушным магиком из администрации академии. Но если первого я раньше не встречал, то последнего даже узнал, мельком видел пару раз в приёмной архимага.

— Почему нашу делегацию встречает какой-то слабосилок?! — ревел чернявый. — Ни архимаг, ни хотя бы магистр?! Это неуважение!

— Поймите, ни архимага, ни магистров сейчас нет и до начала учебного года не будет, — устало произнёс работник академии. — При всём желании, даже если бы хотели, они бы не смогли вас встретить.

– «Даже если бы»?! — взвился неизвестный. — Ты издеваешься, человек?! Такое оскорбление смывается только кровью! Я — Гаргард Великий! Один из тех, кто тысячу лет назад появился в этом мире! Знаешь, сколько сердец из людишек, подобных тебе, я вырвал, впиваясь клыками в ещё трепещущую плоть, высасывая тёплую вкусную кровь? Твоё будет следующим!

Я сбился с шага, не дойдя какого-то десятка метров до говоривших, когда до меня дошел смысл сказанного.

И осознание буквально взорвало от ненависти, натурально сорвало башню от слов, что позволила себе эта чужеродная тварь.

— Кровь?! — взревел уже я, хватаясь за автомат. — Ах ты грязный ксенос! Я уничтожу тебя и твой род! Выжгу! Испепелю! И обоссу прах!

Жажда убийства волной разошлась от меня, заставив шевелится волосы на головах и человека, и нелюди, в которой я узнал высшего вампира.

Последний, обернувшись и увидев меня, стал ещё белее, чем был. Долю секунды он таращился на мою фигуру, а затем истошно и тонко, по-бабьи, взвизгнул, буквально выпалив какую-то фразу на своём языке, после чего, закатив глаза, завалился навзничь.