– Папа, – перебила Мария и тут же нарвалась уже на комплимент:

– Я прошу не перебивать старших! – закричал отец. – Что за манера, не дослушав, высказывать своё мнение! Какой с тебя милиционер?

– Папа, – улыбаясь произнесла дочь, – никаких милиционеров сейчас нет…

– Плевать мне, как они называются, – закричал отец, – суть не меняется, пусть хоть жандармами назовутся или городовыми. Ты с какого боку туда лыжи навострила?

– Пап, ну что за выражения? – закатила глаза дочь. – Какие лыжи? Ты так говоришь, словно я… словно…

– Ну-ну! – ехидно усмехнулся отец. – Договаривай. Словно что?

– Я имею в виду, это серьёзная государственная организация, изменённая, реформированная, и вообще..

– Что вообще? – вздёрнул брови отец. – Что вообще? Ты хоть знаешь, что твоих обоих прадедов арестовали сотрудники НКВД? И ни один их них так домой и не вернулся. Твоя прабабка провела пять лет в лагерях… Тебя это не волнует?

– Почему же не волнует? – ответила Мария. – Но сегодня нет НКВД, папа. Это всё осталось в прошлом. При чём тут сегодняшний день? Я иду туда не по политическим мотивам преследовать наших граждан, а бороться с преступностью.

Отец резко поднялся из кресла и, взяв за руку дочь, подвёл её к зеркалу.

– Посмотри на себя, борец! – приказал он.

– Я каждый день на себя смотрю! – улыбнувшись, сказала дочь.

– В общем, так, дочь, если ты не хочешь раньше времени похоронить своих родителей, ты эту затею брось. Ясно?

– Уже не могу! – пожала плечами Мария. – Да и не в моих правилах отступать. Ты же сам меня учил: никогда не отступать от принятых решений.

– Маша, дорогая, – смягчился отец, – иногда решения бывают ошибочными, и нужно уметь вовремя от них отказаться. Ты это понимаешь? Упорство – хорошее качество, но нельзя его путать с упрямством.

– Дорогие мои родители, – нахмурив брови, громко произнесла Мария, – пожалуйста, вспомните, сколько мне лет и дайте мне возможность самой распоряжаться своей жизнью, карьерой, судьбой, наконец!

– Всё, Коля, – всхлипнула мама, – это всё, ты её уже не переубедишь. Вот увидишь, она будет мильтоном.

– Я до министра внутренних дел дойду, – выпалил отец. – Я… да я…

– Министру ты тоже скажешь, что у вас обоих дедов НКВДэшники арестовали? – рассмеялась Мария. – Папа, давай уже серьёзно подойдём к этому вопросу…

Разговор длился до поздней ночи, Мария вышла из него победителем.

– Бог с тобой! – махнул рукой отец. – Поступай как знаешь.

– Спасибо! – сказала на прощание дочь, поцеловала обоих родителей и счастливая ушла спать.

22

Оперативники пытались допросить Брызгалову в тот же вечер. Однако, ссылаясь на сильную головную боль, она отказывалась говорить и уже собралась уходить, когда Рюмина спросила:

– Извините, вы ещё не знаете, что случилось с вашим сыном?

Губы у Брызгаловой побледнели, она стала дрожать и вдруг неожиданно тихо произнесла:

– Его убили? – она пошатнулась и, едва не упав, присела на край стула. – Воды, дайте мне воды, – Елизавета Фёдоровна закрыла глаза и заплакала.

– Я же ничего ещё не сказала, – оторопела Рюмина. – Откуда вам это известно? – Она налила стакан воды и поднесла Брызгаловой, но та, отстранив руку, прошептала:

– Я поняла это слишком поздно, очень поздно…

– Вы догадывались, что вашего сына могут убить? – Оксана Владимировна поставила стакан с водой на стол и, отвернувшись, подошла к окну. На улице шёл дождь. «Александр Прохорович сглазил», – подумала она и тяжело вздохнула.

– Когда это произошло? – Вместо ответа спросила Брызгалова.

– Вчера было совершено покушение, – не оборачиваясь, ответила Рюмина. – Сегодня утром он скончался в больнице.

– Бедный мой мальчик, – всхлипнула Елизавета Фотеевна и заплакала.

– Вы кого-то подозреваете? – спросила Рюмина.

Брызгалова, трясясь, беззвучно плакала.

– Елизавета Фотеевна, вы подозреваете кого-то? – повторила вопрос Рюмина.

– Не знаю, я не знаю, кто это мог сделать, – наконец выдавила Брызгалова. – Где он сейчас?

– В морге, – ответила Рогожкина.

– Вы можете отвезти меня к нему? – спросила Брызгалова.

– Сегодня уже поздно, Елизавета Фотеевна. Для того, чтобы мы скорее нашли убийцу вашего сына, вы должны ответить на мои вопросы.

– Спрашивайте, – согласилась женщина. – Только что это теперь изменит? Да и не знаю я ничего.

– Но вы же сами говорите, чувствовали, что ваш сын мог погибнуть. Значит, что-то же знали?

– Чувствовать и знать – это разные категории, Оксана Владимировна, – всхлипывая, ответила Брызгалова.

– А мне всё-таки кажется, Елиазвета Фотеевна, вы что-то скрываете от нас.

– Андрюша проиграл крупную сумму денег в карты, у кого-то одолжил деньги, а вернуть не смог, – сказала Брызгалова.

– Сумма вам известна? – спросила Рюмина.

– Двести тысяч долларов. Они угрожали ему…

– Вам об этом сам сын рассказывал?

– Да, – кивнула Елизавета Фотеевна, утирая слёзы. – А этот старый козёл… муж мой, не пожелал помочь сыну. Я его предупреждала. Где он? Вам до сих пор ничего неизвестно?

– К сожалению, пока ничего. Работаем, – ответила Рюмина. – А вы-то что сами думаете по этому поводу? Есть какие-то соображения?

– Понятия не имею, – продолжала всхлипывать Брызгалова. – Наверное, кому-то что-то отказал. Он же упёртый.

– То есть вы полагаете, что похищение Фёдора Степановича связано с его служебной деятельностью?

– Ничего я не полагаю, просто подумала так, – с раздражением ответила Елизавета Фотеевна.

– Он ничего вам не рассказывал? Как он вёл себя в последнее время? Может, на что-то намекал?

– Как вёл… Как цепной пёс, – нахмурилась Брызгалова. – Рычал и на меня, и на сына. Андрюшенька, мальчик мой, – Елизавета Фотеевна зарыдала. – Что они с ним сделали? Как его убили?

– Стреляли, – тихо сказала Рюмина.

– Сволочь, и сына погубил, и сам куда-то вляпался, – зло вскрикнула Брызгалова.

– Успокойтесь, Елизавета Фотеевна, – Рюмина протянула стакан с водой. В этот раз женщина выпила залпом.

– Какое уж тут спокойствие, – шмыгала носом Брызгалова. – Неужели вы думаете…

– Вы считаете, что ваш муж мог помочь сыну? – перебила Рюмина,

– Конечно, мог. Только вот не захотел…

– Но, согласитесь, Елизавета Фотеевна, всё-таки сумма приличная…

– Ой! Я вас умоляю, Оксана Владимировна. Это для нас с вами сумма огромная, а для него это копейки.