Но Тайлер молча пьет свое шампанское.

Чего ему еще не хватает? Бет выздоровела. Он повторяет про себя эту короткую фразу: Бет выздоровела. С какой стати ему теперь хотя бы одну клетку своего мозга занимать мыслями о новом консервативном составе Верховного суда?

Неужели перед Тайлером один путь – превратиться в старого, повернутого на справедливости фрика?

Баррет смотрит на него. Баррет чувствует, когда надо поддержать взглядом, и Тайлер ему за это благодарен.

– Можно тебя на пару минут? – спрашивает Баррет у Бет.

– Да на сколько угодно, – отвечает она.

Тайлер выпускает Бет из объятий. Баррет предлагает ей руку, в одно и то же время пародируя этикет и соблюдая его.

– Я обещал Пингу, что только пойду проверю, у всех ли налито шампанское, и вернусь дальше слушать его обличения Джейн Боулз[12].

– Пинг вообще хороший, – негромко говорит Бет почти на ухо Баррету. – Как думаешь, его можно вылечить от этой привычки обличать?

– Это дело непростое. Он же произносит не обычные обличения…

– А какие тогда считать обычными?

– Он не перефразирует по сто раз что-то давно ему известное, обличения у него не профессиональные, а вдохновенные.

– Ну да.

– Он делает для себя какое-то открытие, и ему сразу надо все, что узнал, рассказать другим.

– Он жутко любопытный. Не знаю человека любопытнее.

– Это ж прелестно, – говорит Баррет.

– Да.

– Но иногда бесит.

– Тоже правда.

– Эй, вы двое, у вас там что, междусобойчик образовался?

Баррет с Бет подходят к дивану, на котором величественно восседает Пинг и разглагольствует перед Фостером и Лиз, а они сидят по обе стороны от него, как служки при жреце. Баррет усаживается в зеленое кресло лицом к компании, Бет пристраивается на подлокотник.

Пинг вещает о том, что Джейн Боулз – это Святая Покровительница Чокнутых Дам[13], но Баррету слушать его неинтересно. Все то, что стало недавним откровением для Пинга, он давно уже про Джейн Боулз знает, но перебивать Пинга нельзя – он страшно обидится, поскольку подает ее своим слушателям как собственную редкостную находку, дикарку, им, Пингом, вывезенную с Черного континента и представленную теперь восхищенной публике.

Ради праздничного вечера, ради всего доброго и хорошего, что еще осталось у него в душе, Баррет старательно гонит от себя мысль: избавь нас Боже от тех, кто считает себя умнее, чем они есть на самом деле.

Фостер сидит слева от Пинга и восторженно его слушает. Фостер все никак не решит, кем стать. С двадцати лет он зарабатывал на жизнь (и законным образом, и не очень) благодаря завораживающей техасской симметрии лица и удачно доставшейся от предков фигуре. Теперь, когда внешность его несколько поизносилась (ничего не поделаешь, таков удел всех смертных) и потеряла рыночную ценность, Фостер пытается подыскать себе какое-нибудь занятие.

Баррету тревожно за Фостера: ему тридцать семь, им не владеет всепоглощающая страсть, им не руководит непререкаемый принцип, и поэтому он мечется, хватается то за одно, то за другое. Фостер хочет устроить себе новое будущее, но устраивает его настолько бессмысленно и бессистемно, что как бы ему не продолжить это занятие и в пятьдесят лет, к тому времени по-прежнему работая официантом или выискивая в интернете клиентов среди любителей зрелых партнеров (Ищете настоящего мужчину? Я знаю, что вы хотите. Я знаю, что вам необходимо).

Кто-то, возможно, подумает, будто Баррет в своих поисках как две капли воды похож на Фостера.

Думать так неправильно. Но Баррету самому странно, насколько ему неохота переубеждать тех, кто просто не в курсе.

Баррет – скромный продавец. Он торгует шмотками. Но втайне, для себя он трудится над Единой Теорией Поля Всего на Свете – как и вообще большинство стоящих проектов, его работа обречена на неудачу и является бредовой в лучшем случае наполовину.

Начать с того, что солнечная система и субатомные частицы подчиняются разным законам физики. Хотя очевидно, что и там и там законы должны быть одни, что планета должна летать вокруг солнца более-менее так же, как электрон вокруг атомного ядра. Но нет, как бы не так!

Баррет, к сожалению, не физик. Природа обделила его этим даром.

Поэтому он размышляет о другом.

В финале “Госпожи Бовари” сообщается, что месье Омэ – воплощение самонадеянной посредственности, деревенский аптекарь, чьи снадобья погубили больше людей, чем вылечили, – награжден орденом Почетного легиона.

Омэ, разумеется, персонаж выдуманный. И все же. Среди реальных кавалеров ордена – Борхес, Кокто, Джейн Гудолл[14], Джерри Льюис[15](правда-правда), Дэвид Линч, Шарлотта Рэмплинг, Роден, Десмонд Туту[16], Жюль Верн, Эдит Уортон[17]и Ширли Беси, исполнившая заглавную песню в “Голдфингере”.

В число наших американских героев, мужчин и женщин, которые наверняка бы удостоились американской версии ордена Почетного легиона, конечно же, входят Уолт Уитмен, Томас Джефферсон, Соджорнер Трут[18], Джон Адамс[19], Гертруда Стайн, Бенджамин Франклин, Томас Эдисон, Сьюзен Энтони[20], Джон Колтрейн, Момс Мейбли[21]и Джаспер Джонс[22].

Но в один с ними список попадает и Рональд Рейган, которого уже вспоминают как одного из величайших американских президентов, и Пэрис Хилтон – одна из самых известных из ныне живущих людей.