Такие вот мысли крутились в моей голове, пока лифт ехал вниз. Наконец он остановился, и мы, выйдя наружу, оказались в коридоре, который легко было спутать с верхним – такой же темно-зеленый колор, такие же гермодвери справа и слева. Однако конвоировавшие нас «флектарны» путь знали прекрасно. Лишь один из них что-то сказал в рацию, закрепленную на плече, и, получив ответ, уверенно пошел вперед. Четверо остальных деликатно ткнули нам в спины стволами автоматов, мол, вперед, господа особо ценные рабы, вас ждут великие дела.

Великие дела вместе с профессором ждали нас за одной особенно габаритной гермодверью. Гебхард успел сменить кожаный эсэсовский плащ на белоснежный медицинский халат и водрузить на нос старомодные круглые очки в костяной оправе, отчего стал похож на участливого доктора.

Профессор стоял на краю широкой платформы и смотрел вниз. Справа и слева от Гебхарда возвышались стальные конструкции с лесенками, на вершине которых были установлены турели с чем-то крупнокалиберным, судя по торчащим стволам – снизу не разглядеть, с чем именно. На сиденьях турелей восседали «флектарны», как и непосредственное начальство, напряженно смотрящие вниз.

Конвоиры вежливо подтолкнули нас вперед, сами же, словно заведенные солдатики, приняли одинаковые позы: ноги на ширине плеч, стволы компактных МР5 недвусмысленно направлены нам в ноги. Намек ясен: любое лишнее движение – и остаток жизни передвигаться мы будем только при помощи верхних конечностей – которые, кстати, в настоящий момент были скованы наручниками за нашими спинами.

– А, вот и вы, – обернулся профессор, растягивая рот в резиновой улыбке. И сразу перешел к делу: – Я решил продемонстрировать вам одно из самых великих своих достижений. Чисто для профилактики. Чтобы вы, господин турист, знали, что ждет вас при третьей попытке побега, а вас, господин сталкер, при первой же. Конечно, ваши способности бесценны, но, признаться, мне надоело гоняться за своими покупками по всему Призонью. Поэтому подходите ближе, смотрите и наслаждайтесь.

Он отошел в сторону, сделав рукой приглашающий жест. Платформа нависала над обширным открытым пространством, и нам не было видно, что делается внизу. Мы с рыжим синхронно шагнули вперед – и перед нами открылось воистину ужасное зрелище.

Внизу находилось что-то вроде гигантской операционной, поделенной на отсеки. Пол каждого из отсеков с немецкой педантичностью был пронумерован огромными красными цифрами, словно выписанными кровью. Отсек номер один, самый скромный по размерам, представлял собой несколько хирургических столов, возле каждого из которых стояли огромные шкафы – вероятно, морозильные камеры или что-то вроде этого. Два стола сейчас были заняты, на них люди в белых халатах сосредоточенно расчленяли человеческие тела. Судя по тому, как вяло дергались пока еще неотсеченные конечности несчастных, жертвы вивисекции были одурманены каким-то препаратом, но при этом находились в сознании.

Я услышал, как скрипнул зубами американец. Понимаю его. Но при этом считаю, что, когда видишь подобное, лучше не давать волю эмоциям, наживая себе кариес, а поберечь силы для взвешенных и продуманных действий.

Во втором отсеке происходила комплектация. По-другому я не могу назвать происходящее. Здесь люди в таких же белых халатах сосредоточенно собирали человека… из различных частей тел. Этот отсек был заставлен высокоточными приборами, и хирурги, в отличие от своих коллег из первой операционной, скорее напоминали ученых будущего из какого-то фантастического фильма. Над большим столом нависли десятки больших и малых манипуляторов, управляемых дистанционно сразу несколькими операторами, сидящими в застекленных кабинах, но при этом кабины не загораживали обзор, и происходящее вполне можно было разглядеть.

Больше половины белобрысого «флектарна» уже было собрано, оставалось «пристегнуть» ему руку и ногу. Сложные системы жизнеобеспечения качали кровь в вены и воздух в легкие, а манипуляторы сноровисто соединяли суставы, со скоростью швейных машинок сшивали сосуды, мышцы, кожу…

– Как видите, господа, идея ученого и алхимика Иоганна Конрада Диппеля Франкенштейнского, родившаяся еще в семнадцатом веке на немецкой земле, сегодня воплощена в жизнь, – произнес Гебхард, стоя слева и наблюдая за нашей реакцией. – Мой дед стремился создать идеальных солдат для Третьего рейха, но так и не успел закончить свою работу. Это сделал я. Согласитесь, что гораздо гуманнее собрать из двух-трех недочеловеков одного идеального, дисциплинированного солдата, нежели уничтожать их в лагерях смерти. Теперь осталось лишь поставить дело на поток и дать этим солдатам в руки нечто гораздо более мощное, чем самое современное оружие. Представьте: совершенные солдаты идут по земле, сметая все на своем пути. Они гибнут, гибнут их враги, но из разодранной в клочья биомассы многочисленные конвейеры делают новых и новых солдат. Безошибочная прогрессия войны. Сколько бы людей ни погибло с обеих сторон, мы всегда в плюсе. Страны мира вряд ли рискнут применить ядерное оружие, опыт Хиросимы и Чернобыля ясно показывает, что это будет гибель для всей планеты. Поэтому пока правительства будут думать и совещаться, мои армии затопят этот мир, как воды океана в древности похоронили под собой Атлантиду…

Я внимательно слушал, продолжая разглядывать жуткое порождение злого гения. Третий отсек был заставлен автоклавами и различными приборами. Понятно, реанимация прооперированных «флектарнов». Четвертый отсек тоже был набит приборами, среди которых стояли немногочисленные койки со снующим между ними персоналом. Скорее всего, реабилитация, восстановление функций организма и накачка прочищенных мозгов необходимой информацией. Тренажерные залы для готовых солдат, скорее всего, в другом помещении. А может, и нет этих залов. Может, профессор додумался, как новым суперсолдатам напрямую закачивать необходимые рефлексы. В таком случае, форму получили, автоматы в зубы – и вперед, в очередь за заданием от хозяина.

– Правда, я уже придумал нечто новое, – с гордостью сообщил Гебхард. – Конечно, белокурые бестии с улучшенными рефлексами и убыстренной регенерацией – это достижение, но пересаженные людям гены животных действуют намного эффективнее. Сейчас я как раз работаю над тем, чтобы напрямую разжижать биомассу и лепить из нее формы жизни, оптимальные для войны…

«Собакоголовые… – пронеслось у меня в голове. – Так вот откуда берут свое начало чудовища Зоны ЗИЛ[5]».

– Забавно, – прохрипел я. – Ну и за каким хреном мы понадобились вам в этом случае? Вряд ли вы, профессор, читаете лекции унтерменшам[6]прежде чем налепить из них белобрысых кукол.

Гебхард расхохотался.

– Похоже, мы сработаемся, – отсмеявшись, проговорил он. – Я, в отличие от деда, не разделяю идей национал-социализма. Среди низших народов тоже попадаются экземпляры с развитым мозгом, яркий пример чему печальный для Германии результат Второй мировой войны. Живое логическое мышление плюс неординарные способности на выходе обычно дают отличного специалиста своего дела. Кстати, именно поэтому мы с вами сейчас и общаемся. К людям, которые могут приносить реальную пользу, я предпочитаю применять политику пряника, а не кнута. Хотя, если мы не договоримся, второе, увы, неизбежно… Пройдемте, я покажу вам еще кое-что.