Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И она кричит.
Именно крик меня до конца и будит. Звонкий, болезненный вскрик. Ошалело трясу головой. Какого хера?! Щелкаю ночником. Опускаю взгляд. Нина тоже проснулась…
– Это что? – ору я. Какого черта ору? Хрен знает.
– П-прости.
– За что?! Ты чего… ты девственница, что ли?
– Очевидно, уже нет, – комментирует сухо и пытается откатиться, только кто же ей даст?
– Почему ты меня не предупредила?!
Не знаю, чего во мне больше. Шока, или злости. Ну, не идиотка ли? Я же мог к чертям ее разорвать. Я и разорвал, если уж быть до конца честным. Член вон весь в крови…
– Ну не знаю. Мне все-таки тридцать два и…
– И что? Ты думала, у твоей целки вышел срок годности?!
У меня, блядь, начинают дергаться оба века сразу. А тут еще моя женушка, уткнувшись лицом в коленки, заходится в рыданиях. Жесть… Ну, зато я успокоился. Осознание, что ты причина вот такой вот истерики, отрезвляет.
– Нин, ну… Блин. Прости, я не хотел на тебя орать. Я просто охренел. Ты меня пойми. Нин, ты меня слышишь? Перестань плакать. Я так больше не буду. Правда…
Интересно, это можно считать изнасилованием? Вот дерьмо!
Бережно тяну ее на себя. Отвожу руки и…
– Да ты же ржешь!
– Д-да… Это очень смешно.
– Смешно?
Видит бог, я никогда не пойму этих баб!
– Ты бы видел свое лицо! Как будто ты не с девственницей столкнулся, а с инопланетянкой.
– Готов поспорить, что тридцатидвухлетние девственницы на Земле встречаются примерно с той же частотой, – сощуриваюсь. Нина замолкает, вдруг становясь какой-то ужасно беззащитной.
– Это означает, что я в твоих глазах урод?
– Нет! Это означает, что я в полном охренении. И только! Может, ты расскажешь, почему тогда ты согласилась на брак, зная, что я… Что мы…
– Именно поэтому. Думаешь, мне много радости в том, чтобы оставаться последней тридцатидвухлетней девочкой во вселенной?
ГЛАВА 11
Ставрос
– Так почему ты тогда не… – пожимаю плечами. Я теперь вообще не понимаю, как с ней говорить. Слова, в которые я позволял себе упаковывать мысли раньше, теперь кажутся максимально неуместными. Сплошная грязь и пошлость. А она де-воч-ка.
– Ты правда хочешь знать? – улыбается неуверенно. Вопрос хороший. Фиктивный брак предполагает задушевные разговоры? Наверное, нет. Но блядь, я чуть не поседел. Этот факт дает мне право получить хоть какие-то объяснения?
– Еще как.
Нина вздыхает, накрывается одеялом. Тянется к тумбочке. Достает упаковку влажных салфеток. С намеком протягивает мне. Спасибо, конечно. Мне действительно не помешало бы привести себя в порядок. А для башки, что к херам взрывается от происходящего, нет никаких салфеток? Я бы не отказался стереть из памяти некоторые моменты. Боже! Она де-воч-ка. А я потребовал, чтобы она мне отсосала. Чувствую себя извращенцем-педофилом. И то, что ей тридцать два, никак не отменяет этого факта. Меня просто размазывает.
– Все из детства, Ставрос. Моя мать… как тебе это объяснить? Она была весьма деспотичной дамой. Жизнь у нее не сложилась. Отец ушел еще до моего рождения. Думаю, она в этом меня винила, вот и…
– Она тебя била? – сощуриваюсь.
– Она третировала. Уничтожала самооценку, взращивала комплексы… Я ее как огня боялась. Больше нее – только «принести в подоле». Мать меня этим лет с двенадцати стращала. А ведь я тогда еще в куклы играла. В общем, не сложилось. Когда мои одногруппницы бегали на свидания, я зубрила лекции, пестуя комплекс отличницы. А когда я стала самостоятельной и уже могла ни на кого не оглядываться…
– То?
– Было уже как-то неловко, что ли, признаться мужчине, что я ни с кем до него не была, – пожимает округлыми плечиками, после чего с возмущением добавляет: – Да и вообще! Когда мне было заниматься личной жизнью? Забыл, как мы впахивали?
– Такое забудешь, – хмыкаю. Как так выходит, что с ней даже задушевные разговоры перестают напрягать? Нина не юлит, но и не пытается надавить на жалость. Какая-то она непривычно адекватная. Во всем.
– Извини.
– Да за что, господи?
– Что я в тебя членом тыкал. – Смеюсь, и она ко мне, блин, присоединяется.
– Мне понравилось.
– Ага. То-то ты орала, – смотрю на нее исподлобья. Нина закусывает щеку.
– Просто очень неожиданно стало больно. А до этого все было так… приятно.
– Особенно минет, – недоверчиво фыркаю я. И тут она все-таки поднимает на меня глазищи.
– Да. Особенно. Кайф.
Да блин! Она что, правда?... Ауч. Опавший по
