Краткое совещание по этому поводу превратилось в клоунаду. Сам Малышев предложил назвать новое детище ОБЪЕДКОМ-банком. Сашка Денисов, сурово осудив несерьезный подход товарища к вопросу, предложил слово «коммерческий» вовсе выкинуть и назвать новорожденного без изысков: ОБЪЕБАНК. Конец веселью положил Старцев, сказавший: «К черту и „объединенный“ и „коммерческий“. Пусть будет „Росинтербанк“!»

И стало так.

В эту-то новую структуру и перевели схороненные до времени деньги. А вспомогательная инвестиционная компания, владеющая промышленными активами ЮНИМЭКСа, превратилась в компанию управляющую, дав растущей империи новое название – «Росинтер».

Долги, повисшие на умирающем ЮНИМЭКСе, можно было просто забыть, списать на кризис. И западные партнеры, поворчав, смирились бы – российская экономика остается во власти стихий, ни дня без форс-мажора, что упало, то, как говорится, и пропало. И Малышев как-то даже Старцеву намекнул – может, лучше руками развести, извините, типа, господа инвесторы, облажалось государство, не виноватые мы…

Но Старцев рассудил иначе. Ты, Серега, до конца дней хочешь оставаться в их глазах «этим диким русским»?… Забыл, как они пялились на тебя в первое время на официальных приемах – гладите-ка, мол, русский-то русский, а с ножом-вилкой обращаться умеет, и говорит по-нашенски почти без акцента, чудо, мол, не иначе…

Государство облажалось, Серега, но государство отряхнется и дальше жить будет, позвякивая ржавым стратегическим вооружением и изображая из себя сверхдержаву. А нам лажаться, Серега, никак нельзя, мы люди всего лишь, частные лица. Да и неудобно как-то…

Разумеется, вернуть сгоревшие в дефолт миллионы вот так сразу, с кондачка, не получалось. Распродавать для этого свои предприятия или перезанимать под погашение кредиторки «Росинтер» не собирался – как-то не простиралась столь далеко добрая воля Корпорации. Но вместо того, чтобы сделать вид, что происходящее их не касается, сразу же после кризиса, уже в сентябре 1998, начали переговоры с клиентами и партнерами.

Договаривались об отсрочке выплат. Тактично боролись за снижение процента на эту отсрочку. Тихая возня с отдельными западными товарищами продолжалась до последнего времени, однако, и их удалось убедить, что ничего лучшего русские партнеры предложить не могут.

И вот договоры на реструктуризацию долгов ЮНИМЭКСа с большинством кредиторов подписаны. Зарегистрирован в Федеральной комиссии по рынку ценных бумаг выпуск облигаций «Росинтербанка», взявшего на себя долговые обязательства ЮНИМЭКСа. Эти облигации, со сроком погашения в десять лет, будут в ближайшее время размещены среди кредиторов первого банка Корпорации. Реструктуризация банковского сектора «Росинтера» благополучно подходит к концу.

* * *

Губернатор Нганасанского округа Александр Денисов прилетел в Москву к обеду – румяный, несмотря на четырехчасовой перелет, и страшно озабоченный. Сразу из аэропорта рванул в офис Корпорации. Юля, извещенная по телефону о приезде дорогого супруга и его ближайших планах, спросила только: «Ночевать приедешь?». «Как получится,» – ответил Денисов, полагая, что шутит. Жена губернаторской шутки не приняла, по опыту зная: «как получится» запросто может обернуться тем, что супруг так и вернется в свой Снежный, не повидав семьи.

Метеором пронесся Александр Михайлович по этажу. Секретарь Старцева, Наташа, успела только улыбнуться навстречу и пролепетать: «Здравствуйте, Алекса…», как дверь старцевского кабинета захлопнулась за широкой спиной визитера.

Малышев, предупрежденный звонком, уже сидел рядом со Старцевым. Оба ждали Денисова, чтобы решить кое-какие насущные кадровые вопросы.

Старцев был хмур. Впрочем, как обычно. Утонув в глубочайшем шоколадного цвета кресле, он приветствовал Денисова кисловатым: «Здорово!». Малышев же, напротив, мерил кабинет гигантскими шагами с самым жизнерадостном видом.

– Какие новости? – поинтересовался Денисов, совершив ритуал рукопожатий и присаживаясь в свободное кресло, немедленно поглотившее его чуть не с головой.

– Олег, обрежь спинку хоть у одного кресла, – обратился Малышев к хозяину кабинета, – А то ведь однажды кто-нибудь не заметит Сашку, сядет сверху – некрасиво получится…

Сашка собрался было возмутиться, но заговорил Старцев:

– Новости такие. Как оказалось, месяц назад Генпрокурор бросил клич по своим замам – срочно найти способ борьбы с кем-то из семерки.

Что Старцев имел виду под «семеркой», никто из присутствующих уточнять не стал. Понятно было, что речь идет о семи крупнейших бизнесменах, обладавших наибольшим влиянием на прежнего правителя – тех самых, кого звали в народе олигархами и кого теперь надлежало «равноудалить» от правителя нового.

Зачем прокурору понадобилась война с олигархами? Это объяснялось просто: любыми способами, сейчас же, немедленно, следовало войти в доверие к новому президенту. И раз новый президент высказал пожелание послать к черту всех, кто достиг вершин российского бизнеса, прокурор решил тотчас ему в этом помочь.

– Предложения были разные, – продолжал Старцев, – Планировался наезд на Березовского, например. Но принято было решение заставить париться именно нас.

– И который из замов это придумал? – подал голос из глубины кресла Денисов.

Старцев хмыкнул. Тронул пальцем карандаш, лежащий на столе – карандаш покатился, покатился и замер.

– Голиков, – ответил за него Малышев.

Денисов нахмурился. Из заместителей Генерального прокурора Голиков был самым тихим и незаметным. Почему именно он? И почему именно мы?

– Много хочешь знать! – усмехнулся Старцев в ответ на заданный младшим товарищем вопрос, – Мы вот тоже головы ломаем… – беспокойные пальцы главы Корпорации добрались до многострадального носа – глава погружался в раздумья, – Ну, почему именно он – это может быть и случайностью. Скажем, был честный тендер идей. И выбрали не Голикова, а его предложение. Но почему все-таки он предложил именно нас? Опять случайность?

– На Голикова есть информация? – спросил губернатор.

Старцев и Малышев синхронно покачали головами.

На Дмитрия Степановича Голикова, сорокалетнего заместителя Генерального прокурора России, не имелось никакой информации, которая хоть что-то прояснила бы.

Нельзя сказать, чтобы Голиков был совсем уж кристально чист. Таких не бывает у власти. Были, были у него контакты, которые при желании можно было бы истолковать как компрометирующие. Но контакты эти были слишком разносторонни, слишком многочисленны, слишком походили на контакты сугубо служебные, чтобы можно было взять и показать пальцем: вот этот нас Голикову и заказал.

Но заказ, тем не менее, был. Его не вычислили, не просчитали – его почуяли, как мать инстинктивно чувствует опасность, грозящую ее дитяти.

Девять лет трое мужчин, собравшихся в кабинете главы корпорации, делали собственный бизнес. Девять лет они не могли найти ответа: что заставляет их порой настораживаться и искать опасность там, откуда ждать ее вроде и не приходится, где ни логика, ни разумный расчет не в силах ее обнаружить. Но неизменно опыт подтверждал: это чутье не лжет, и следует доверять ему, какого бы происхождения оно не было, каким бы призрачным и ненадежным не казалось. За девять лет они стали сами себе ангелами-хранителями. И теперь каждый из них – просто так, ниоткуда – твердо знал: акция с наездом Генпрокуратуры на «Росинтер» – заказная.