Может, если бы тетя Фаня не пыталась приобщить меня к театру, я бы таки удрала из дома, чтобы поступать в театральный? Кто знает? Ведь вряд ли кто-то в детстве или юности мечтает стать бухгалтером или шофером, учетчицей или маляром. Мы все хотели быть космонавтами, артистами, учительницами, летчиками или пожарными. Ну, еще балеринами. Один Колька Дроздов когда-то в первом классе четко и громко сказал, что хотел бы работать на говновозке, потому что его папка там работает и хорошо получает! Не случись опроса «Кем я хочу стать, когда вырасту?» во время открытого урока, на котором присутствовали из гороно, никто бы и не узнал о Колькиной мечте.

«Ну, закончила бы я театральный, и отправили бы меня куда-нибудь по распределению в Зажопинский драмтеатр, играть лисичек и вторых грибков на детский спектаклях», – отвечаю обычно я на вопрос о том, почему я не поступала в театральный.

Хотя кто знает? Может-таки Голливуд потерял великую актрису. Иванову. Была бы круче Джоли. Только детей бы по всему свету не собирала.Принцесса голубых кровей

Да, я была в Артеке. Не ржать! В детстве я вообще была очень активной пионеркой. Уж если начала говорить, то теперь уж обо всем по порядку.

Начинала я с октябрятской звездочки. С необыкновенно ответственной должности – я была санитаркой. На рукаве у меня красовалась повязка, сшитая бабушкой. На белой (отрезанной от старой простыни) ткани – красный крест (бабушка, пришивая крест, что-то шептала на идише, но это уже из другой песни). На повязке – четыре завязочки, как на наволочке. (Это потом появились наволочки с пуговицами. А в моем детстве были наволочки с веревочками.)

Я стояла у входа в класс и очень гордилась. Все, кто входил, показывали мне ладошки. И я, тщательно изучив руки своих одноклассников, могла отправить кого угодно их мыть. Наверное, именно тогда в еще ничего не понимающем мозгу интуитивно сработало: власть – это здорово! Могу отправить мыть руки грязнулю Кольку Дроздова, хотя руки у него были на удивление чистыми. Или чистюлю Ленку Барабошину. А чего она обзывается? Дурой меня давеча назвала. За что? За то что я указала ей, что октябрятский значок у нее был приколот не слева на груди, как учила вожатая, ближе к сердцу, а справа. Пусть теперь идет и руки моет. Сама дура.

Став постарше, я стала председателем совета отряда. И наш отряд класса «А» был всегда впереди своих сверстников из задрипанных классов «Б» и «В». Не зря же потом весь «В» расформировали и несколько ребят оттуда перешли к нам. Мы как настоящие пионеры приняли их в свой отряд. Только не подружились мы с ними, потому что они так и не стали настоящими ленинцами. Мартыненко, например, не ходил на субботники. А мы, между прочим, там деревья сажали. И улицы убирали. Чтобы город, в котором мы живем, был красивым и чистым. Ну вот скажите мне, какой пионер не захочет, чтобы его город был красивым и чистым? Правильно – плохой пионер. Вот Мартыненко после восьмого класса в ПТУ и ушел. А потом его даже в тюрьму посадили за разбойное нападение. Плохой был пионер. В комсомол его не приняли. ПТУ бросил. В тюрьму сел. Так что от того, каким ты был пионером, многое зависит.

В седьмом классе меня выбрали председателем совета дружины. Это было очень волнительно. Я прибежала домой радостная, уверенная, что меня будут хвалить родители. Но папа только ухмыльнулся. А мама погладила по голове.

Нужно сказать, я была умной девочкой. Это не хвастовство. Это констатация факта. Да, я твердо верила в то, что:

Эх, хорошо в стране Советской жить!

Эх, хорошо страной любимым быть!

Эх, хорошо стране полезным быть!

Красный галстук с гордостью носить!

Да! Носить!

Но эта вера не мешала мне ночью прислушиваться к голосу, который доносился из спальни родителей. Вот вы что сейчас подумали? Каждый мыслит в меру своей распущенности. Из спальни родителей, сквозь трескотню и ужасный шум, доносился «Голос Америки» или «Радио Свобода». За долгие годы я научилась узнавать дикторов по голосам, и, отвлекаясь от темы на секунду, скажу – скорее всего я стала «радисткой Кэт» именно благодаря этим ночным радиоголосам.

Мозгов хватало никогда ни с кем об этом не говорить. Меня не предупреждали родители. Мы это вообще никогда не обсуждали. И тем не менее, вот такая я была советская девочка.

Мои родители, инженеры, выстрадали свою первую (и последнюю в советской жизни) профсоюзную туристическую путевку в Румынию и Югославию на целых две недели! То, как они готовились к поездке, – ни в сказке сказать, ни пером описать. Мама продала цепочку, чтобы выкупить эту путевку. Она одалживала у всех подружек приличные кофточки, чтоб не стыдно было «за границей выйти». Папа занимался сложным обменом каких-то деталей к «жигулям» на фотоаппарат и пленки к нему. В доме царило ожидание праздника.

В день, когда родители улетали, мы с сестрой остались дома. В стопицотый раз мы проверили все списки, в которых крупным маминым почерком было написано «что, где, когда и как».

Мне недавно исполнилось тринадцать лет, и я чувствовала себя вполне взрослой. Я вполне могла справится с младшей сестрой, которая в свои шесть лет еще ходила в детский сад и очень по этому поводу переживала. Она хотела быть взрослой, как я. Чтобы это ей говорила мама: «Будешь Риту забирать из сада в пять тридцать, после ужина. Нигде не болтаться. Сразу домой. Спать укладывать в девять. Ты – в десять. Все как всегда. Чтобы мы с папой не нервничали там». Как они могли нервничать там, если бы мы с Риткой задержались по дороге из сада у моей подружки Ирки, я не знала, но спрашивать не стала. В тысячный раз уверив маму, что я взрослый человек и вообще хватит уже, мы их проводили до такси.

Кто же знал, что ровно через два дня меня вызовет директор школы и скажет, что за хорошую учебу, примерное поведение и активное участие в жизни пионерской дружины школы меня наградили путевкой. В Артек. Горящей. Путевка была именная. Прочувствуйте – ИМЕННАЯ, а не на усмотрение завуча и парторга. А имя на путевке – мое. То есть я должна была за три дня пройти медкомиссию (участковый, почему-то психиатр, из наркологического диспансера справку, что я у них на учете не состою! В седьмом классе! Я не вру. Честное пионерское!). И тогда я получаю билет на поезд. Путевка будет у вожатой, которая назначена сопровождающей – из нашего города ехали еще трое ребят.

Я не могла вымолвить ни слова. Как сказать директору школы, что я не смогу поехать в Артек, потому что мои родители уехали за границу и я осталась за старшую? Я кивнула, кажется, даже забыла поблагодарить и, взяв какие-то бумажки-анкеты, выползла из кабинета директора. Всю дорогу домой я ревела. Почему я такая невезучая?

Но, как ни странно, все уладилось совершенно неожиданно. Еще открывая дверь, я слышала, как звонил телефон. Это была мамина самая близкая подружка Маня. Я разревелась, сбивчиво объясняя, что произошло. Маня успокоила меня:

– Я не вижу никакой проблемы, ты просто обязана поехать. А Ритку я заберу к себе – поживет у меня. Они с Аллой в один сад ходят, я их и заберу, и отведу. Ничего не придумывай. Тебе когда ехать? Нужно постирать твои вещи, я приду попозже и помогу тебе сложиться. Не переживай. Все будет хорошо, и родители были бы просто счастливы, если бы узнали.