Дрю нырнул, но в мутной воде ничего не было видно, и ему пришлось вслепую шарить вокруг руками. Он нащупал сперва одежду, потом руку и поволок утопающего за собой, стараясь доплыть до места, где можно встать на ноги. Вода была ледяной, одежда мальчишки отяжелела, так что плыть было очень трудно. Ослабевшая правая рука ничуть не облегчала положения.

Наконец Дрю коснулся дна. Хотя рука страшно болела, он сумел подчинить неподвижное тело и вынести на берег. Встав на колени, он положил юношу на землю и стащил с него шляпу, которая держалась на обвившем шею ремешке. Гэйбу здорово повезло, что ремешок не затянулся и не удавил его насмерть. Дрожа всем телом и шепотом бранясь, Дрю стал стягивать с мальчика тяжелую, промокшую одежду. И вдруг остановился. Уже под первыми слоями одежды обнаружилось, что тело у Гэйба вовсе не худое и костлявое, каким он его представлял, а, напротив, изящное, хрупкое, с весьма соблазнительными округлостями. Бог мой! Да это же девушка!

Дрю так и застыл с разинутым ртом, протянув руки к распахнутому вороту рубашки. В последних лучах заходящего солнца кожа на груди девушки казалась бледной, почти белой — в отличие от лица и шеи, покрытых грязью… и не только грязью. Он провел пальцем по шее — остался коричневый след. Краска!

На этот раз Дрю выругался длинно и замысловато. Вне себя от злости он разглядывал тонкие черты лица, которые теперь ясно выдавали истинный пол Гэйба Льюиса. И выдали бы раньше, если бы не грим. Неудивительно, что девушка отказывалась от мытья. Вредно для здоровья, вот как! Черт побери, он всегда гордился своей наблюдательностью, а маленькая чертовка обвела его вокруг пальца.

Ну да сейчас не время размышлять о том, что перестало быть тайной. Дрю перевернул хрупкое тело на живот и стал выдавливать из легких воду. От сильного напряжения боль прорезала поврежденную руку от кончиков пальцев до плеча, но, заскрежетав зубами, он продолжал давить в нужном ритме. Примерно через минуту его усилия были вознаграждены. Под рукой Дрю тело девушки содрогнулось, и изо рта струей хлынула вода. Тогда Дрю отодвинулся и сел рядом, пока девушка отплевывалась и ловила ртом воздух.

Его переполняло неимоверное облегчение. И злость. Ведь она же могла умереть! Еще минута в воде — и было бы поздно.

Габриэль задыхалась, отплевывалась и дрожала. Они оба промокли насквозь и замерзли. Солнце почти село, и стало холодно. Нужно было срочно развести костер.

А потом он потребует объяснения. И притом самого серьезного.* * * Холодно! Никогда в жизни ей не было так холодно. И воздух… Она никак не могла надышаться.

С трудом Габриэль приходила в сознание. Минугу или две она не понимала, что произошло, однако память мало-помалу возвращалась к ней — и она вспомнила, как заскользила по спине лошади и упала в воду. Потом с ужасом увидела тот миг, когда бурлящий водоворот сомкнулся над ее головой и она не могла ни видеть, ни дышать. Сейчас, однако, ее мучил невыносимый холод.

Габриэль повернулась на бок и застонала. Как холодно! Она открыла глаза… Берег ручья. Еще не. совсем стемнело. Все почти так же, как тогда, когда они с Билли вошли в воду.

Билли!.. Где он?

Тревога за коня придала ей силы, и Габриэль с трудом приподнялась. Стуча зубами и все еще выплевывая воду, она оглянулась вокруг, но лошади не было видно. Зато совершенно неожиданно и с замиранием сердца она увидела, что на ней нет ни плаща, ни куртки, ни верхней рубашки, фланелевая рубаха расстегнута, а тонкая нижняя и повязка, стянувшая грудь, — насквозь промокли и прилипли к телу.

Набрав побольше воздуха в легкие, она обернулась и встретилась взглядом с Дрю Камероном. Он сидел, подперев голову руками, и пристально смотрел на нее… Габриэль так же пристально уставилась на него.

Тогда Дрю изогнул бровь, и девушка судорожно сглотнула.

Все это время, хотя мысли у нее путались, она лихорадочно искала правдоподобное объяснение своему маскараду — ясно было, что ее тайна разгадана и в любую минуту Камерон может спросить, какого дьявола она переоделась юношей. Да, Габриэль не сомневалась, что именно это он и спросит.

А шотландец ни о чем не спрашивал. Он вообще ничего не говорил — только смотрел на нее. Неужели он не понимает, что его молчание смущает Габриэль больше, чем любые вопросы или обвинения?

В отчаянии Габриэль огляделась. Дрю развел костер, маленький, еще не разгоревшийся, и тепла от него было мало. Девушка придвинулась к огню, но взгляд ее неизменно обращался на промокшего насквозь человека, который сидел рядом.

Чтобы прервать неловкое молчание, Гэйб нервно откашлялась.

— Что с Билли? — спросила она слабым и охрипшим голосом.

— Он сумел переправиться на другой берег, — ответил Камерон. Голос его был так же невозмутим, как и выражение лица.

И все же эта невозмутимость была только внешней. Дрю Камерона била крупная, безудержная дрожь, И только сейчас Габриэль поняла, что это он вытащил ее из реки и спас ей жизнь.

Снова заговорив, она уже не стала менять голос:

— Это у вас цель жизни такая — спасать людей?

— Нет, — ответил Дрю нарочито сдержанным тоном. — По правде говоря, я прилагаю все усилия, чтобы этого избежать. И особенно не люблю спасать дураков от них самих.

«Он говорит обо мне», — подумала Габриэль… и по его неестественно спокойной интонации поняла, что Камерон в ярости. Что же, он имеет на это право.

Дрю окинул ее беглым взглядом: девушку сотрясала дрожь, зубы выбивали мелкую дробь. Потом шотландец встал и посмотрел на нее сверху вниз.

— Ваши седельные сумки, спальный мешок и одежда промокли насквозь, — сказал он. — Мои вещи сухие. Я пойду за хворостом, а вы тем временем возьмите из моей сумки все, что нужно.

Габриэль смотрела ему вслед. Отдавать приказания для Дрю, по-видимому, так же естественно, как спасать чью-то жизнь.

«Кто же он?» — спросила она себя по меньшей мере в сотый раз и с трудом поднялась на ноги. Обхватив себя руками, чтобы согреться, девушка нетвердым шагом подошла к лошади и расстегнула сумки. Шотландец оказался прав: его вещи не промокли, может быть, потому, что он предусмотрительно обернул их клеенкой. Габриэль обнаружила две рубашки, в том числе ту, в которой Дрю был вчера. Она приятно пахла мылом, и Габриэль поняла, что хозяин не поленился вчера ночью ее выстирать.

Быстро оглядевшись вокруг, она разделась до пояса и натянула рубашку шотландца, которая оказалась ей до колен. Рубашка ласкала кожу — ткань явно дорогая, добротная.

Кто же ты, Дрю Камерон? Откуда у погонщика, который получает пятьдесят долларов в месяц, деньги на такую рубашку? И на прекрасно сшитые сапоги? И на дорогое седло?

Может быть, он игрок? Он играл в карты с нарочито небрежным и равнодушным видом, но при этом с молниеносной и точной сметкой. Однако с какой стати игрок будет мозолить руки на перегоне скота?

Непонятно.

Так, может быть, все-таки Дрю — наемный убийца? Такое предположение казалось более логичным. Не то чтобы Габриэль когда-либо знала хоть одного убийцу, но для этой профессии тоже требовались качества, необходимые удачливому игроку, — хладнокровие, выдержка, проницательный ум и интуиция. Плюс искусное владение оружием. А у Камерона всегда при себе револьвер. Так же, впрочем, как у других погонщиков.