— Мы находимся в покоях моего усопшего супруга, — сказала графиня. — Эстульф не занял их из уважения к покойному, но вскоре ему придется поселиться здесь. Поэтому я подумала, что вам стоило бы все тут осмотреть. Входите, вы можете оставаться здесь столько, сколько понадобится.

— Благодарю вас, ваше сиятельство.

— Возможно, мы могли бы оставить эти официальные обращения. В конце концов, мы — я имею в виду вас, меня и Эстульфа — являемся в этом замке представителями власти, и нам придется провести некоторое время вместе, не так ли? Или вы думаете иначе? — В ее спокойном голосе вдруг послышалась тревога.

— Ничего не имею против, графиня, — я сделал вид, будто не понял ее вопроса о том, долго ли я пробуду здесь.

Конечно же, мне не нравилось столь холодно говорить с графиней, благородной дамой. Я хотел бы подбодрить ее, сказать что-то хорошее, но как викарий я должен был воздерживаться от личных пристрастий.

Графиня хлопнула в ладоши, и в открытую дверь вошел Раймунд, старый крепостной.

— Здесь находится купальня, — сказал он, поклонившись. — Там это и произошло.

Вот, значит, зачем меня позвали сюда. Чтобы графиня и ее слуга рассказали мне свою версию произошедшего. Сегодня днем я не дал Раймунду поговорить со мной об этом, теперь же он решил предпринять вторую попытку. Сперва мне хотелось прервать этот разговор, повернуться и уйти, но потом я подумал, что мне все равно рано или поздно пришлось бы осмотреть место преступления, и потому я покорился его напору. Слуга провел меня в боковую дверь, и мы оказались в маленьком прямоугольном предбаннике в два шага шириной и четыре шага длиной. По бокам комнаты стояло по сундуку.

— Здесь я обычно помогал хозяину раздеться, прежде чем он входил в купальню, — сообщил мне Раймунд. — И так двадцать шесть лет. В этот сундук я складывал одежду графа. Одежда, которую он носил тем вечером, до сих пор лежит там. Поглядите?

Больше смотреть в предбаннике было не на что, и потому мы прошли в купальню. Это было красивое помещение с потускневшими настенными рисунками, изображавшими купающихся, — слабые отголоски былой роскоши Римской империи, подражать которой и здесь, и в других замках пытались отпрыски династии Меровингов. Когда-то, еще в юности, я видел нечто подобное в Кемптене, ранее именовавшемся Камбодунумом.

— Как все это работает? — спросил я Раймунда.

Он вдруг оживился, словно я задал ему очень правильный вопрос, приблизивший его к главной цели.

— Обратите внимание на этот желоб, господин. По нему в купальню поступает вода. А теперь прошу вас пройти за мной.

Мы вернулись в покои графа, а оттуда прошли по деревянной лестнице в комнату, где стояло чудовищных размеров приспособление с огромными котлами и системой подогрева. Помещение было довольно узким, тут негде было развернуться.

— Тут я грею воду, и когда я наклоняю котел… Вот так, видите? Когда я наклоняю котел, вода течет по этому желобу сквозь стену прямо в бассейн в купальне.

Я кивнул, и мы вновь спустились вниз.

— В тот вечер, когда произошло убийство, — с решительным видом принялся рассказывать мне слуга, — я по приказу графа поставил котел греться. В начале пира он сказал мне, что собирается сегодня выкупаться. Когда пришел граф, кроме нас в этих комнатах никого не было. Я проводил господина из его покоев в предбанник, а оттуда в купальню. Я стоял прямо перед бассейном и могу поклясться, что там никого не было. Граф опустился в воду, а я вернулся в его покои и закрыл за собой дверь в купальню. Потом я не выходил из комнаты, а другого входа в купальню нет. Так кто же мог убить его?

— Я могу предположить, что ты наверняка выходил в комнату с котлом, чтобы подлить в бассейн горячей воды.

— Да, это так, господин. Но это было уже после того, как привели ту дикарку. Моя жена, Бильгильдис, привела ее. Я встретился с Бильгильдис, а потом она провела ту язычницу в предбанник, раздела ее там и втолкнула в купальню. Потом Бильгильдис ушла. И только после этого я поднялся в комнату с котлом, чтобы добавить горячей воды. Конечно, за эту пару минут кто-то мог бы пройти через покои графа, но дикарка заметила бы этого человека, ведь в это время она уже была в купальне. Была она там и в тот момент, когда я покинул комнату графа. Я знал, что господину не следует мешать, ведь он… ну, вы понимаете, он был с той женщиной. И она его убила. Я уверен в этом. Она сама говорит, что сидела с графом Агапетом в купальне, и больше там никого не было. Никого. А когда на шум прибежала госпожа Элисия, он был уже мертв. Значит, моего господина могла убить только эта проклятая дикарка.

«Это если мы исключаем возможность того, что его убил Раймунд, — подумал я. — Кроме того, граф мог сам перерезать себе горло». Да, это мог сделать Раймунд или сам граф.

— Ты давно служишь своему господину?

— Вы же не думаете, что я…

— Это исключено, — вмешалась графиня. — Сама мысль об этом кажется мне нелепой.

— Так часто бывает, прежде чем мы узнаем все подробности произошедшего, графиня. Итак, Раймунд, ты давно служишь своему господину?

— Более тридцати лет, с тех самых пор, как он стал графом. Двадцать шесть лет назад я женился на Бильгильдис. Она приехала в замок в свите графини, и с согласия господина мы поженились. После этого я стал личным слугой графа, а Бильгильдис — главной служанкой госпожи, а позже — и кормилицей ее детей.

Да, ну и дела. Граф возвращается домой из похода, празднует на пиру свою победу и требует к себе в купальню молодую девицу, а потом перерезает себе горло? Или же его убил Раймунд, верно служивший своему господину тридцать лет, убил жестоко, расчетливо и без видимой причины? Или это сделала венгерская девушка, спасаясь от изнасилования? Любой суд признал бы девушку виновной. Я не люблю делать скоропалительные выводы, но то, что рассказал мне Раймунд, казалось достаточно убедительным. Я даже еще раз осмотрел сундуки, чтобы удостовериться в том, что в них нельзя спрятаться, но они действительно были недостаточно глубокими и длинными. В них поместился бы разве что ребенок.

— А что это за боковая дверь? Не мог ли кто-то проникнуть через нее в покои графа, а оттуда уже в купальню? — спросил я, вернувшись к графине.

— За ней находится сокровищница, — ответила Клэр. — Там хранятся деньги от сбора налогов, и именно там мы берем золото, чтобы заплатить солдатам и свободным слугам. Да, и еще наши драгоценности.

За дверью располагалась тяжелая решетка с замком, который графиня отперла при помощи массивного ключа. Сокровищница была размером с кладовую, на полках тут стояли шкатулки и небольшие сундучки, лежали кошели с золотом. Мое внимание привлекла дорогого вида шкатулка с инициалами «K. R.»: Konradus Rex. Шкатулка с выпуклой крышкой была сделана из серебра, украшена изящным орнаментом, а внутри выложена горностаевым мехом.

— В этой сокровищнице можно укрыться, — заметил я.

— Да, но…