Иногда Солома, конечно, откровенно наглел, прося его принести водки и закинуть его в гости к друзьям ненадолго. Объяснял это тем, что это нужно для общения и сближения с народом, за который он несёт ответственность и перед администрацией в том числе. Но сегодня его просьба оказалась настолько простой, что у Дунаева даже поднялось настроение и он думал, что сегодня от смотрящего просьб больше не будет. Тот хоть и наглый, но меру знает.

Работник спецчасти Валентина привычно нашла ему дело заключённой и протянула со словами:

— Что это вы, то Шаповалов, то ты ей интересуешься? Кто такая-то?

— Шаповалов? — удивлённо переспросил кум.

— Нуда, — спокойно сказала Валентина. — Вчера он это дело брал.

Дунаев сделал вид, что как будто знал об этом, но забыл, и только сейчас вспомнил. Улыбнувшись и постучав себя пальцем по голове он вышел и пошёл вместе с делом в свой кабинет. На самом деле он был зол и думал, что Шаповалов, вопреки его указаниям, общается с Соломой да ещё и не ставит об этом в известность своёго начальника. Но как только он зашёл в кабинет и, открыв дело, увидел фотографию заключённой, он сразу подумал, что подчинённый его приказов не нарушал и интересовался этой заключённой по личной инициативе, потому что таких красивых девушек в этой тюрьме никогда не было.

Просмотрев дело и усомнившись в справедливости решения суда, он решил зайти к Шаповалову и спросить, не влюбился ли тот часом и не хочет ли помочь заключённой в её деле с целью жениться потом на ней. С улыбкой на устах от предвкушения предстоящего разговора и ошарашивания подчинённого своей осведомлённостью, он зашёл в кабинет Шаповалова и улыбка сразу слезла с его лица. За столом напротив опера сидела та самая девушка, Ольга Шеляева, только в жизни она была намногое милее, чем на фото. Её красивое и в то же время просто лицо с яркими чертами притягивало взгляд. Длинные распущенные волосы, казалось, переливались от попадавшего на них из окна весеннего солнца. А красивые и невероятно добрые глаза говорили сами за себя, что она не преступница.

Дунаев не мог оторвать от неё взгляд и даже забыл о цели своёго визита к подчинённому.

* * *

Во время обеда Солома высунул свою голову в кормушку и сказал стоявшему неподалёку дубаку:

— Слышь, командир, скажи там ещё раз куму, пусть подойдёт срочно. Лады? — и услышав утвердительный ответ, он сказал потихоньку баландёру извиняющимся тоном, поскольку тот смотрел на Солому вопросительно, явно ожидая малявку с ответом: — Бля, не узнал я ещё, не получается. Прогони там, что по ужину ответ будет.

Баландёр кивнул и закрыл кормушку, баланду в этой камере тоже брали очень редко. А Солома заходил взад-вперёд, нервно теребя чётки от злости на кума, который не выполнил такую простую просьбу. Но ещё больше ему было неудобно перед Протасом, который выделит для него наверняка не маленькую сумму денег, а он не может сделать для Протаса такое плёвое дело, как найти какую-то девчонку и проконтролировать, чтобы с ней было всё в порядке. А в данный момент даже просто найти её не может.

Он злился на всех. На кума, который проигнорировал его просьбу, на оперов и других дубаков, которые оборвали дорогу сегодня ночью именно в тот момент, когда шёл его прогон. Открылась кормушка и дежуривший по этажу дубак сказал:

— Нету кума, домой ушёл.

— Как ушёл? — зло спросил Солома.

— Ну вот так, ушёл, — спокойно ответил дубак и улыбнулся. — Сегодня ж пятница, вроде как сокращённый день.

Солома в негодовании ударил кулаком об ладонь и подскочил к кормушке.

— Слышь, командир, — сказал он просящим тоном. — Помоги девку найти, Ольгу Шеляеву. В какой хате она сидит?

— Не-е, это не ко мне, — спокойно ответил дубак. — Мне кто такую информацию даст? Да и в спецчасти уже никого нет, сёдня ж пятница.

Солома махнул на него рукой и в негодовании заходил по камере. Он понимал, что этот дубак просто боится, что его кто-нибудь застучит. А на другом корпусе, где женские камеры были ещё и на очень неудобной стороне, сегодня дежурила такая смена, которая не даст сделать словесный прогон ни через продол, ни через улицу. А если Протас просит её найти и помочь, значит на их новом корпусе, где располагалась женская больничная камера, её нет. Выходило, что чтобы решить этот вопрос, нужно было ждать вечера, когда наладят дороги между корпусами. Потому что утром дубаки оборвали ещё и контрольку, на которой в особо остром случае можно было послать письменный прогон туда, и вечером трассовым хатам придётся сдавливаться по новой.

«Понадеялся на этого кума, ублюдка, — зло думал Солома, — лучше б утром подкричали туда, пока там смена не такая козлячья была…»

* * *

Протас ходил по хате и с нетерпением ожидал ужина. Баланда ему, естественно, была не нужна, он ожидал ответа от Соломы по поводу Ольги.

Молодая соседка по подъезду нравилась ему уже давно. Каждый раз при встрече мило улыбалась ему и здоровалась, но он вёл себя сдержанно и не приставал к ней. Как-никак её мать была подругой его жены и с ним общалась тоже. Когда Ольга со своим семейством переехала в их дом и он впервые увидел в своём подъезде красивую молодую девушку, он сразу перефразировал слова известной песни и, проходя мимо неё весело пропел: «В нашем доме поселилась замечательная соседка». Она в это время возилась с дверным замком и, повернувшись, мило улыбнулась ему в ответ.

В свои сорок пять предприниматель Павел Протасов был большим охотником до молодых девушек. Он много занимался спортом и был в прекрасной форме, что позволяло ему добиваться больших успехов на этом поприще. Друзья говорили ему, что секрет его успеха кроется не в его умении обольщать девушек, а просто в его кошельке. Потому что с наступлением рыночной экономики девушки-красавицы выбирали себе мужчин по принципу не кто милее, а кто больше может дать. Но Павел был слишком высокого о себе мнения, чтобы слушать подобные высказывания. Как-то на вечеринке у одного из своих друзей, куда Протасов пришёл со своей молодой подругой и танцевал с ней, пригласивший его приятель запел модные в те годы частушки: «Перестройка, перестройка, я и перестроилась, у кого карман пошире я к тому пристроилась». Тогда дело закончилось мордобитием с большим перевесом более сильного Протасова, и с тех пор друзей у него заметно поубавилось.

Но Павел не изменил своим вкусам и продолжал завоёвывать «сердца» молодых девушек, радуясь каждому новому успеху. Его бизнес расширялся и процветал, что позволяло ему иметь по две, а то и по три девушки в разных районах города. Но ему и этого казалось мало и, если бы была возможность, он бы имел и четвёртую любовницу, и пятую и шестую. Может быть, именно ради этого он тогда, в начале девяностых, подвязался торговать на своих точках краденными автозапчастями, которые поставляла ему группировка угонщиков.

Целый год всё шло нормально и Павел присматривал для себя подходящих кандидатур на роль постоянных любовниц. Теперь средства позволяли ему это, он даже прикупил ещё одну квартиру в соседнем районе, о чём, естественно, не ставил в известность семью, которой он всё же дорожил.