Ждать пришлось недолго. Один из бойцов сильно провалился вперёд, промахнувшись дубиной, и после этого получил мощный удар шипом в висок. Дикарь рухнул как подкошенный, не издав больше ни звука.

Победитель присел, прислушиваясь и оглядываясь. Из чего я сделал вывод: бой был незаконным, и наверняка дикаря могут покарать. И скорее всего племя находится где-то поблизости. Иначе зачем победителю так себя вести?

Меня он не замечал, а я видел, как лицо его расслабляется, становится спокойным. Значит, вокруг никого больше нет. Да и дальнейшие действия это подтвердили: кочаги подхватил труп своего поверженного противника, подтащил к берегу и сбросил в воду. Туда же улетела и дубина убитого. Правда, перед этим дикарь что-то поднял с земли и спрятал в своих меховых штанах.

Затем победитель решил смыть с себя кровь, а для этого не нашёл более удобного места, чем тот затон, где притаился я.

Пока он спускался туда, мы с Булькой пришли к согласию. Риптон уговорил меня не убивать дикаря ножом, а дать ему возможность испытать первые наработки ментального удара по противнику. Тем более что и расстояние позволяло, по его мнению. Когда горец встал на берегу на колени и наклонился к воде, до него было метра четыре. Объект предстоящего опыта ополоснул несколько раз лицо, но вдруг увидел мою торчащую над водой голову и замер в недоумении.

Вот тут мой шибко учёный друг и начал эксперимент. Уж не знаю, как он там и что отправлял в мозг открывшего рот, собираясь заорать, дикаря, но результат оказался неожиданным. И в первую очередь, для моего самочувствия. Было такое ощущение, что меня огрели тяжеленной дубиной. Причём не только по голове, но и по всему телу. В глазах завертелась радуга, во рту пересохло, пальцы разжались, выпуская ножи, а ноги подогнулись. Я потерял контроль над собственным онемевшим телом, так меня шарахнуло. Мой симбионт пытался привести меня в норму, но у него не очень получалось. Зато и дикарю досталось по полной программе. Он так и рухнул на берег и приходить в себя не спешил.

Чуток оклемавшись, я мысленно заорал:

«Что ж ты творишь?! Экспериментатор фигов, ржавчина тебя разорви! – после чего ещё кучу слов нагородил ну совсем нелитературных, ибо никак не мог сдержать эмоции чудом выжившего человека. – Ты же нас чуть не угробил!

«Спокойствие! Только спокойствие! – с каким-то нездоровым восторгом воскликнул риптон. – Все мы живы, и всё у нас получилось! Эпохальное событие произошло! Вселенная содрогнулась от моего умения! Слава мне! Ура! Ура! Ура!»

«Ты себе случайно мозги последние не выжег? А то мне страшно становится…»

«Танти, как тебе не стыдно! Ну не совсем удачно первый опыт прошёл, так с кем не бывает? Ты меня вон тоже сколько раз чуть не угробил во время своих приключений, но я ведь тебя за это ни разу не обвинил в сумасшествии. Верно?»

Пришлось признать справедливость его упрёков:

«Ну да, ты прав… Это я сгоряча…»

«Хватит оправдываться, я тебя уже простил. Поторопись лучше за Тарасом… пока его ядли не слопали».

Когда я уже двинулся назад, Булька добавил:

«Тем более что без помощи крепкого человека мы толком с продолжением эксперимента не справимся…»

«Ты хочешь опять нанести ментальный удар?!» – перепугался я.

«Да что с тобой? – удивился симбионт. – Ты стал как нервная барышня, от всего паникуешь. А мне только и надо, что провести исследования этого дикаря и проверить на нём некоторые свои теории…»

«Ты бы лучше меня проверил. Еле конечностями шевелю… И ножи потерял…»

Вынырнув возле дисциплинированно мокнущего всем телом варвара, я стал его консультировать:

– Здесь недалеко, метров восемь. Глаза держи открытыми, но не дыши. Я буду тебе помогать, подталкивать сзади. Шумно не выныривай, соблюдай тишину и сразу выползай на берег. Там лежит оглушенный горец, его убивать не надо, только свяжи его же поясом. Потом осмотришься и поможешь мне выбраться на берег. Понял?

Тарас кивнул, и мы направились по туннелю. Варвар чувствовал себя под водой довольно уверенно – топал по дну, наклонившись вперед, а я следовал за ним. Оказавшись на берегу, деловито занялся лежавшим пленником. Я тоже время даром не терял, нагнулся и отыскал у себя под ногами ножи.

Убедившись, что вокруг никого нет, гигант легко выдернул меня из воды и поинтересовался:

– А зачем тебе пленный? Кочаги выдерживают любые пытки и никогда не вступают в переговоры.

– Делать мне больше нечего, как тайны его племени пытками вырывать! – Я разместился на каком-то деревянном обломке, рядом с горцем, и положил ладонь на его окровавленную голову. – Просто для торжества науки не помешает взять с этой немытой давно головы кое-какие анализы.

– Осторожней! Он если очнётся, то и покусать может, – предупредил Тарас. – Или наложить ему ремень на зубы?

– Думаешь? – засомневался я. Но риптон тут же заверил, что ударит в случае опасности током, и я успокоился: – Справлюсь и так. А ты пока присмотрись к окрестностям. Сдаётся мне, что тут таких коротышек может оказаться неожиданно много. Этот ведь дрался прямо здесь, когда я вынырнул. Убил своего соплеменника и в речку бросил… вон туда…

– Странно, – сказал варвар, осматривая берег. Тут и там валялись ветки и обломки стволов. – В жизни кочаги существует одно незыблемое правило: убийцу своих, будь то воин, ребёнок или женщина, они сжигают на костре живьём. Кажется, только претенденты на место вождя племени могут бороться между собой без оружия. Значит, у этих была очень веская причина нарушить закон…

– Глянь у него в штанах, – припомнил я подмеченную деталь. – Что-то он поднял с земли и спрятал там.

Тарас пошарил в кармане штанов горца и протянул мне мой маленький двенадцатизарядный пистолет. Разрядив его ночью в первой пещере, я отбросил это оружие как уже ненужное. А для дикарей он, наверное, представлял ценность, соизмеримую с царской короной. Вот два соплеменника и стали выяснять, кому обладать находкой.

– Возьми себе, – сказал я. – На память.

Стоило видеть, с какой счастливой улыбкой принял парень мой дар и насколько тщательно упрятал бесполезное оружие в карман своих шорт.

Он направился осматривать окрестности, а я спросил у риптона:

«Ну и что там у тебя, Архимед? Или тебе нравятся другие имена? К примеру, Ньютон, Лунман, Боендаль или Керзес?»

«Боендаль – больше философ, чем учёный, – заметил мой друг. – Я к этим великим людям отношения не имею и должен прославить собственное имя… Кстати! Не пора ли мне сменить имя?»

«А зачем? – удивился я. – Мне и это нравится».

«Издеваешься, да? – обиженным тоном спросил Булька. – Представляешь, как это будет выглядеть? Вручают мне какую-то там премию, и на всю громкость звучит: «Награждается какой-то там Булька!» Тебе самому за меня не будет стыдно? Давай, придумывай мне солидное имя. Именно под ним я и собираюсь публиковать свои научные труды».