Именно к этой модели реструктуризации ВС были направлены конкретные действия по реформированию армии с приходом в начале 90-х годов в РФ к власти либерал-демократов, западников. Тот факт, что полностью искомого результата достичь не удалось, можно объяснить лишь силой инерции советской армии, которая была построена для реализации совершенно иных задач. И тем не менее значительная часть российской политической элиты, ориентированная на глобализацию, до сих пор понимает «военную реформу» именно в таком ключе: отказ от стратегических видов вооружений и переход к компактной модернизированной профессиональной армии «полицейского типа».

Второй вариант ответа на вызов глобализации: региональная глобализация, империи «больших пространств». Этот ответ на вызов глобализации состоит в концепции многополярного мира. Здесь вместо единоличной доминации англосаксонских ВС и полной стратегической десуверинизации большинства стран мира предполагается система нового стратегического баланса, где несколько «больших пространств» обретают относительную независимость друг от друга, которую они способны подтвердить на практике — в том числе и своим военным потенциалом. Данная модель также предполагает определенную степень «глобализации» — но на сей раз глобализации частичной, относительной, «региональной». Здесь возникает не одна «Мировая Империя», но несколько империй, каждая из которых уравновешивает другие. В данном случае также происходит частичная десувернизация отдельных стран, но не в пользу одного единственного полюса планетарной власти («мировое правительство»), а в пользу региональной инстанции — наподобие Европарламента или других руководящих органов Евросоюза.

В такой картине будущего российские ВС должны ориентироваться на совершенно иную модель. Здесь на первый план выходят стратегические виды вооружений — стратегическая авиация, ракеты средней и большой дальности с ядерными боеголовками, ядерные подводные лодки, авианосцы, система противоракетной обороны, космическое оружие, активная инновация в видах вооружений стратегического профиля («умное оружие», биохимическое оружие, разработки тектонических и лазерных технологий и т. д.).

Для реализации модернизации у самой России едва ли достанет собственного потенциала, и опыт СССР показал, что развитие этих видов вооружений на должном уровне в одиночку приводит страну к экономическому перегреву и позже к краху. Именно поэтому модернизация стратегического сектора ВС России в модели многополярного мира должна проходить в тесном сотрудничестве с другими «большими пространствами» — Евросоюзом, странами Азии (Япония, Китай Индия, страны тихоокеанского региона), исламскими государствами, Израилем и Турцией, а также — в особом формате — и с США. Задача выхода на уровень полноценной стратегической субъектности в многополярном мире решается только за счет того, что Россия подключит к этому процессу внешний ресурс — экономический и технологический. Так как США сделали ставку на однополярную модель, то ожидать от них прямой помощи в этом вопросе не приходится. Но вместе с тем американское «большое пространство» может превратиться в настоящего партнера России, начиная с того момента, когда развитие иных полюсов — европейского, азиатского и собственно евразийского (российского) — достигнет определенного критического порога, за которым стратегическая доминация США будет надежно локализована в замкнутом пространстве между Тихим и Атлантическим океанами. До этого времени стратегическое развитие ВС России может осуществляться через процесс активного обмена с соседними «большими пространствами» российского военного потенциала на экономический и технологический эквивалент. Если Россия поставит перед собой задачу активно способствовать превращению Евросоюза, Азии и исламского мира в мощные и самостоятельные ядерные империи — через всестороннюю пролиферацию собственного ядерного оружия, — полученные от этого средства могут быть затрачены на осуществление стратегического рывка в области модернизации собственных евразийских ВС, что приведет к новому превосходству и отрыву России от конкурентов, но уже на качественно высшем уровне. Понятно, что это рискованное мероприятие, так как, идя на такой шаг, Россия по собственной воле наделяет более слабых в военном смысле партнеров важными козырями, которые впоследствии могут быть использованы и против нее самой. Но рывок в модернизации всегда предполагает определенный риск, именно на такой риск пошло сталинское руководство, интенсифицировав в 30-е годы промышленные, технологические и военно-стратегические контакты с гитлеровской Германией, что в результате привело к резкому повышению боеспособности СССР накануне Великой Отечественной войны.

Третий вариант ответа на вызов глобализации: поддержание статус-кво. Третий вариант ответа на глобализацию состоит в том, чтобы настаивать на сохранении статус-кво. Россия остается ядерной державой и не спешит демонтировать свой ядерный потенциал, но и не наращивает его; модернизирует свои ВС в том формате, на которой хватает ее внутреннего потенциала; не погружается в глобализацию, но и не бросает США вызова; взаимодействует с другими державами в военной сфере, но не идет на риск «ядерной пролиферации». Этот инерциальный сценарий на практике приведет к следующему: отставание России в стратегической сфере будет возрастать, а вооружение устаревать; США постепенно укрепят свою мощь до такого состояния, что смогут навязать «новый мировой порядок», не опасаясь больше сопротивления ни с чьей стороны; многополярность не состоится, так как остальные «большие пространства» подпадут под англосаксонский стратегический контроль без такой внешней уравновешивающей базы, которую до сих пор представляет собой Россия.

По сути, этот третий вариант ответа на глобализацию представляет собой разновидность согласия с глобализацией — только не мгновенного и добровольного, а отложенного, постепенного и «объектного».

Три сценария ответа на вызов глобализации порождают соответственно три базовых модели ВС России в XXI веке. Эти модели, безусловно, могут корректироваться в деталях, когда мы перейдем к рассмотрению более локальных угроз — вызовов, которые исходят непосредственно от ближайшего окружения России — стран СНГ, Китая, Афганистана, Турции, Ирана, стран Балтии и Восточной Европы. И наконец, определенное влияние оказывает на структуру ВС и внутренняя обстановка в стране — межэтнические и межконфессиональные конфликты, сепаратизм, экономический, социальный и политический факторы. Но здесь следует постоянно иметь в виду качественное различие этих факторов: самой масштабной системой, предопределяющей основной контекст реформирования российских ВС, является ответ на вызов глобализации — в зависимости от этого ответа избирается главный вектор дальнейшего развития, который предопределит все остальное, задаст рамочные условия, отныне неизменные. Региональные угрозы и вызовы будут вписываться уже в тот контекст, который сложится из ответа на вызов глобализации, и соответственно, сама шкала приоритетов среди угроз будет меняться.

К примеру, если будет избрана ориентация на ускоренную глобализацию, трения у России возникнут вероятнее всего с теми странами, которые этот темп оспаривают, а то и вовсе отвергают сам процесс. В таком случае России следует готовить ВС к возможному региональному конфликту с оппонентами США в Евразии — с Ираном, Китаем и т. д. А такая ориентация на вероятные угрозы неминуемо скажется на самой структуре вооружений.