Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда дьявол заключает сделку, собираясь купить твою душу, договор составляется и подписывается зеркальным способом. — Насупившись, он снова взглянул на слово. — Так что там написано?
— Peccavi. Это по-латыни. Означает — «Я согрешил».
— Признание? — предположил Маркетт.
— Или бахвальство, — сказал Цукер. — Признание Сатане: «Я-де исполнил твою волю, повелитель». — Он оглядел разложенные на столе фотографии. — Очень бы хотелось встретиться с этим потрошителем в комнате допросов. Символизма здесь с избытком. Почему он именно так расположил части тела? Что означает кисть руки на блюде? И четыре прибора на столе?
— Четыре всадника из Апокалипсиса, — тихо сказала детектив Кассовиц. Это было одно из редких замечаний, сделанных ею за все время совещания.
— С чего вы взяли? — удивился Цукер.
— Мы же говорим о Сатане. О грехе. — Кассовиц откашлялась, стараясь придать голосу твердости. — Это библейская тема.
— Четыре столовых прибора могут означать и трех его незримых друзей, приглашенных на полуночное застолье, — предположила Джейн.
— Библейская тематика вас не убедила? — спросил Цукер.
— Я понимаю, что все здесь указывает на сатанизм, — ответила Джейн. — Ну, скажем… круг, свечи. Зеркальное письмо, перевернутые кресты. Похоже, преступник и хотел, чтобы мы пришли к такому заключению.
— Думаете, это инсценировка?
— Может, он хотел скрыть настоящую причину убийства Лори-Энн Такер.
— Тогда каковы же его мотивы? У нее были проблемы в личной жизни?
— Она разведена, бывший муж живет в Нью-Мексико. И расстались они как будто мирно. В Бостон она перебралась только три месяца назад. Других мужчин у нее вроде бы не было.
— А работа была?
— Я беседовала с ее начальником в Музее науки, — снова заговорила Ева Кассовиц. — Лори-Энн работала в сувенирной лавке. Ни с кем не ссорилась. Вела себя тихо-смирно.
— Мы это точно знаем? — переспросил Цукер.
Свой вопрос он адресовал Джейн, а не Кассовиц, выказав тем самым свое пренебрежение, отчего та вся зарделась. Еще один удар по ее и так уже уязвленному самолюбию.
— Детектив Кассовиц, кажется, только что сказала вам, что именно мы знаем, — ответила Джейн, поддерживая члена своей команды.
— Ладно, — сказал Цукер. — Тогда почему убили эту женщину? Зачем было обставлять все как бы под сатанинский обряд, если все иначе?
— Чтобы было интересней. И привлекало внимание.
Цукер усмехнулся.
— Как будто бы мы могли не обратить внимания!
— Не мы. Расчет был на того, кто имеет вес для преступника.
— Вы имеете в виду доктора О'Доннелл, верно?
— Как известно, убийца звонил О'Доннелл, хотя она уверяет, что ее тогда не было дома.
— Вы что же, ей не верите?
— Мы не можем это доказать, потому что она стерла все телефонные сообщения. А нам сказала — звонок-де был ошибочный.
— С чего вы взяли, что это неправда?
— Вы же знаете ее, так ведь?
Он молча посмотрел на Риццоли.
— Знаю, что у вас с ней были трения. И ее дружба с Уорреном Хойтом не дает вам покоя.
— Речь не о моих взаимоотношениях с О'Доннелл…
— Да нет, о них самых. Она поддерживает дружбу с человеком, который вас чуть не убил. И который спит и видит, как бы довести дело до конца.
Джейн подалась вперед, напрягшись всем телом.
— Оставьте это, доктор Цукер, — спокойно проговорила она.
Взглянув на нее, психиатр увидел в ее глазах нечто такое, что вынудило его пойти на попятную.
— Стало быть, вы подозреваете О'Доннелл? — уточнил он.
— Я ей не доверяю. Она телохранительница для преступников. Пообещайте ей кругленькую сумму, и она будет до хрипоты защищать в суде любого убийцу. Заявит, что у него, мол, наличествуют неврологические нарушения и он не может отвечать за свои поступки. Что его надо лечить, а не сажать.
— Блюстители правопорядка ее недолюбливают, доктор Цукер. Что ни говори, — добавил Маркетт.
— Послушайте, даже если б мы любили ее, — заметила Джейн, — вопросов у нас все равно не стало бы меньше. Зачем убийца звонил ей с места преступления? Почему ее не было дома? И почему она не признается, где была?
— Потому что знает: вы уже заранее настроены к ней враждебно.
«Она даже не подозревает, до какой степени враждебности она может меня довести».
— Детектив Риццоли, вы что, намекаете, будто доктор О'Доннелл как-то связана с этим преступлением?
— Нет. Но она способна играть на этом. Питаться этим. Так или иначе, а она вдохновительница.
— Как это?
— Знаете, кошка иногда убивает мышку и приносит ее хозяину домой в качестве своеобразного жертвоприношения. В знак привязанности.
— Так вы полагаете, наш убийца пытается произвести впечатление на О'Доннелл?
— Поэтому он и позвонил ей. Поэтому и обставил убийство так изощренно — чтобы привлечь ее внимание. А потом, чтобы его работу точно заметили, позвонил по девять-один-один. Ну а еще через пару-тройку часов, пока мы торчали на кухне, он позвонил в дом жертвы из телефона-автомата, чтобы проверить, там мы или нет. Этот тип всех нас приманил. Стражей порядка. И О'Доннелл.
— Неужели ей невдомек, в какой она опасности? — удивился Маркетт. — Надо же, привлечь к себе внимание убийцы!
— Похоже, ее это нисколько не пугает.
— Что же тогда может напутать такую дамочку?
— Маленький знак привязанности, который он, возможно, ей пришлет. Что-нибудь вроде дохлой мышки. — Джейн задумалась. — Не будем забывать. Кисть руки Лоры-Энн Такер мы так и не нашли.
Джейн думала об этой кисти руки даже на кухне, нарезая курицу для позднего ужина. Она поставила еду на стол, где уже как обычно сидел ее безукоризненно выглядящий муж, с засученными рукавами и с детской слюной на воротничке. Что может быть привлекательней, чем мужчина, терпеливо поглаживающий по спине свою отрыгивающую дочурку? Реджина громко рыгнула, и Габриэль рассмеялся. Как же это прекрасно! Когда все они вместе, в целости и сохранности.
Потом Джейн взглянула на порезанную курицу и вспомнила то, что лежало на другом блюде, на обеденном столе у другой женщины. И отодвинула тарелку в сторону.
«Мы все состоим из мяса. Как этот цыпленок. Как говядина».
— А я думал, ты голодна, — сказал Габриэль.
— Расхотелось чего-то. Она перестала мне казаться аппетитной.
— Все из-за того дела?