Мы всегда обедали в блинном ресторанчике, где объедались блинами и сосисками. Рон что-то нашептывал Таре с мамой, и женщины громко смеялись.

– Вот тут-то и надо валить, если хочешь спасти свою задницу, – сказала Тара и ударила кулаком по столу.

– Тара, ты просто супер, – заметила мама. Стефани, как водится, пинала под столом все что попало. Когда мы смотрели в другую сторону, Рон сладострастно пялился на груди Тары и мамы.

* * *

Однажды Тара не смогла никуда поехать в воскресенье, и мы встретились с Роном без нее и Стефани. Рон предложил съездить к нему домой в Квинс.

– Поехали, – уговаривал маму Рон. – Ты «чек» по дороге купишь. У меня отличная квартира, вам понравится.

В Квинс мы добирались долго. В тот раз я впервые увидела автобан. Я смотрела на пролетающие мимо нас машины, Лиза спала.

Тары не было, и разговор Рона с мамой не клеился. Он включил радио, и в салоне раздался грустный и немного гнусавый голос какого-то певца кантри. Мама молчала. Рон положил ей руку на бедро, но мама отодвинулась.

Рон жил в двухэтажном особняке с лужайкой и гаражом. Внутри дома было много растений в горшках, в центре гостиной стояло огромное черное пианино. Вся мебель была из светлого дерева. Мама с Роном направились на кухню, а Лиза включила телевизор и стала смотреть мультфильмы.

Через несколько часов я проснулась от того, что Рон положил мне тяжелую руку на плечо.

– Девочки, подъем.

– А где мама? – спросила Лиза.

– Она пошла в магазин, чтобы купить пива.

Рон был в трусах. Интересно, почему мама оставила нас с ним?

– До магазина отсюда далеко, поэтому она еще не скоро придет. Она попросила, чтобы я за вами присмотрел, и сказала, что вам надо помыться, – сказал Рон. Он наклонил к груди подбородок и говорил с фальшивой искренностью в голосе.

Я могла не мыться долго, иногда до пары месяцев, поэтому такое пожелание мамы показалось мне странным. Однажды наша учительница заметила у меня на шее полоску грязи и сказала, что, когда я буду вечером принимать душ, то должна обязательно хорошенько помыть шею. Водослив нашей ванны забился, а обтираться мокрой тряпкой у меня не было желания. Поэтому дома я просто потерла рукой шею и увидела на ладони катышки грязи.

Я решила, что мама хотела использовать возможность и помыть нас в ванной в квартире Рона.

Рон встал около унитаза, а мы с Лизой залезли в ванну с водой и густой пеной. Я никогда раньше не видела Рона в трусах и подумала, что было бы неплохо, чтобы он оделся. Я заметила, что Рон очень худой, а проглядывавшие сквозь майку соски были большими, как у женщины. Ванная комната была идеально чистой и пахла лимоном. Рон не отводил от нас глаз. Я чувствовала себя неловко и залезла поглубже в воду, подтянув колени к подбородку. Я чувствовала, что Лиза начинает злиться.

Рон говорил:

– Ваша мама сказала, чтобы вы все части тела очень тщательно помыли. Чтобы все было до скрипа чистое. Давайте-ка, покажите ноги. Поднимите их над водой.

Мы послушались и показали ему ноги.

– Так, а теперь самое ответственное. Надо помыть ваши писи. Встаньте и покажите мне, как вы их моете.

– Зачем? – спросила я.

– Так ваша мама хотела. Поднимайтесь из воды.

– Я знаю, как принимать ванну, – с раздражением ответила Лиза. – Тебе нет необходимости нас контролировать.

Рон сглотнул слюну, и его взгляд забегал по стенам ванной. Впервые за все это время он отвел от нас глаза.

Я уже поднялась из воды и начала делать то, что приказал Рон, когда услышала голос Лизы. Вообще-то странно, что она стала возражать только сейчас; я почувствовала, что ей не нравится эта ситуация, еще когда Рон привел нас в ванную. Я поняла, что Лиза не на шутку разозлилась из-за того, что мама ушла, и ей не нравится, как Рон на нас смотрит.

– Выйди! Мы сами здесь разберемся!

– Хорошо, хорошо. Значит, старшая сестра будет ответственной за мытье, – пробормотал Рон, пятясь.

– Убирайся! – заорала Лиза.

Рон поспешно вышел и закрыл за собой дверь. Не говоря ни слова, мы с Лизой оделись.

* * *

Через пять недель после этих событий у мамы произошел первый за шесть лет нервный срыв, и нас с Лизой отправили на обследование в больницу. Все, что произошло в тот вечер, я помню отдельными фрагментами.

Я лежала на спине и наблюдала, как доктор достает две резиновые перчатки и надевает одну из них. Я никогда раньше не видела человека в одной перчатке, и хотела сказать ему, что он забыл надеть вторую. Но доктор отвернулся от меня и начал говорить с медсестрой. Я смотрела на белые стены, белые халаты и белые бумаги. На одной из бумаг я увидела свое имя – Элизабет Мюррей и рядом дату рождения – 23 сентября 1980.

«Мне шесть лет, – подумала я. – И здесь меня зовут Элизабет, а не Лиззи».

– Элизабет, ты не голодна? Хочешь чего-нибудь? Супа или бутерброд? Скажи, дорогая, а тебя папа случайно руками не трогает?

Я очень устала. Это был длинный день, а до этого несколько плохих недель, во время которых маме становилось все хуже и хуже. С мамой творилось что-то странное. Она начала плакать. Совершенно неожиданно она могла поднять вверх руки и начать кричать: «Убери свои руки! Я тебя убью!»

Потом мама перестала кричать и замолчала. Она надела пальто до пят и, когда к ней обращались, только поднимала воротник пальто, пряча в него лицо. Глаза у нее стали дикие, и она перестала нас узнавать.

Когда приехали полиция и «Скорая», она решила, что те хотят забрать у нее пальто. Борьба с полицейским была короткой и показала, что полисмен хорошо помнит приемы, заученные в полицейской академии. Потом мама начала звать на помощь. Двери соседей в коридоре по мере продвижения процессии приоткрывались и потом быстро закрывались.

– Элизабет, доктор должен сделать тест. Это совсем не больно, просто немного неприятно. Но ты же у нас смелая девочка, верно?

«Нервный срыв» – такими словами кто-то описал состояние мамы. Папа говорил, что это далеко не первый и не последний мамин нервный срыв. Нас с Лизой посадили в полицейскую машину, которая поехала за «Скорой» с мамой.

Потом я закрыла глаза и не открывала их до нашего приезда в больницу.

Я никому не сказала о том, что винить за мамин нервный срыв надо меня, ведь это я рассказала ей, что произошло с Роном. Когда мама вернулась в его квартиру с упаковкой из шести банок пива, Лиза позвала ее в ванную, чтобы поговорить. Но я опередила Лизу и рассказала о случившемся. Мамино лицо побагровело, она выбежала из ванной комнаты, и я услышала, как она ударила Рона по лицу. Потом мы долго ехали с мамой на поезде, и Лиза рассказала, что Рон хотел ее фотографировать. Мои волосы так и не успели высохнуть после мытья. После этого мама в течение нескольких дней расспрашивала меня о том, что произошло в квартире Рона.