Шли дни, обстрелы города перемежались переговорами, шведы стояли на своем. Обстановка начала меняться не в пользу русского войска. Как говорили воеводы на военном совете, войско «под Ругодивом и под Иванемгородом поизстоялося. А путь зимний приходит последней, река Нарова портитца, сверх леду появилася вода великая. А в загонех кормов конских уже не добывают и людем и лошадем в кормех нужа ставитца великая». Необходимо было на что-то решаться, тем более что «немцы в городе сидели жестоко и проломные места учали задеваловати и кликали з города воеводам, что они, взяв на свои головы, отдают государю два города, Ивангород да Копорью», а об остальных городах следует говорить с королем…

Наконец перемирие сроком на 1 год было заключено. 25 февраля «ругодивский воевода Карл Индриков с товарищи приезжали в государеву в суконную избу, а поставлена была государева суконная изба на иванегородцкой стороне у пристани, и записи договорные, что учинити перемирье на год, подписали», отдав в знак сдачи Ивангорода «иваногородцкие ключи», и «государевы люди» беспрепятственно въехали в Ивангород. Передано было русским воеводам и Копорье (крепость Ям была взята русскими полками еще в начале похода). Везде встали русские гарнизоны. Поход закончился.

Успех зимней кампании 1590 г. определили несколько факторов. Во-первых, быстрые удары ликвидировали или блокировали шведские опорные пункты, из которых могли быть нанесены тыловые удары русскому осадному войску (Ям, Копорье). Во-вторых, воевода Дмитрий Хворостинин в полевом сражении разбил шведское войско, прикрывавшее Ивангород и Нарву, что позволило главным силам русских беспрепятственно подойти к этим крепостям и сразу начать осадные работы. В-третьих, были надежно закрыты «колыванская» и «раковорская» дороги (что сделал опять-таки Дмитрий Хворостинин), шведский гарнизон в Нарве оказался в изоляции, помощи он не получил. И в-четвертых, решающим при осаде Нарвы было явное превосходство русской артиллерии, именно стрельба из «наряда» сокрушила оборону и заставила шведов начать переговоры. Шведы пошли на серьезные уступки. Россия вернула себе морское побережье между Наровой и Невой, города Ивангород, Копорье, Ям вновь вошли в состав Российского государства.

Шведский король Юхан III не желал примириться с потерей важных в стратегическом отношении крепостей. Ему удалось заключить военный союз с крымским ханом Казы-Гиреем, около русских границ начала сосредоточиваться 18-тысячная шведская армия под командованием К. Флеминга. Но летом 1591 г. 100-тысячная орда Казы-Гирея потерпела поражение под Москвой и поспешно отступила, а осенью армии фельдмаршала Флеминга удалось только разграбить окрестности Пскова. В свою очередь, в январе 1592 г. русские полки подошли к Выборгу, фельдмаршал Флеминг, армию которого русские воеводы «втоптали» в крепость, вынужден был смириться.

Военные действия затихли, начались мирные переговоры. В 1595 г. в Тявзино русские послы подписали «вечный мир» со Швецией, по которому шведы возвращали все захваченные ими после Ливонской войны русские земли, в том числе и Корелу с уездом.

Но до этого боярин и воевода Дмитрий Иванович Хворостинин не дожил: он умер 7 августа 1591 г.

Воевода, стоявший по местническому счету намного ниже своих соратников, поднялся благодаря полководческому таланту и верной службе на благо Отечества до самых вершин тогдашней военной иерархии. Он был воеводой большого полка, возглавлял оборону южной границы, получил боярский чин (что удавалось далеко не всем высокородным князьям!), заседал «в большой лавке» при приеме иноземных послов, был одним из десяти бояр, входивших в ближнюю царскую тайную думу. Взлет, непонятный многим современникам. Недаром с Дмитрием Хворостининым столько раз спорили «о местех» его знатные подчиненные!

Но истинное место Дмитрия Ивановича Хворостинина сразу понял сторонний наблюдатель, английский посол Джилз Флетчер, который побывал в Москве в 1588–1589 гг. Он записал в своем сочинении «О государстве русском»: «Теперь главный у них муж, наиболее употребляемый в военное время, некто князь Дмитрий Иванович Хворостинин, старый и опытный воин, оказавший, как говорят, большие услуги в войнах с татарами и поляками…» Если бы Флетчер задержался в Москве еще на один год, он бы, конечно, добавил к татарам и полякам – шведов…

Вдумайтесь в слова, написанные проницательным англичанином о Дмитрии Ивановиче Хворостинине: «муж, наиболее употребляемый в военное время». Не в этом ли высшая похвала для полководца?

Глава 6. Михаил Скопин-Шуйский

Царь Василий Шуйский торжествовал.

10 октября 1607 г. после 4-месячной осады наконец-то сдалась Тула – последний оплот мужицкого воеводы и мятежника Ивашки Болотникова. Отчаянным «тульским сидельцам» была обещана царская милость, если они сами откроют крепостные ворота. Но царь-то знал цену своему обещанию: Болотникову уже была уготована дальняя дорога в северный Каргополь, где он и сгинет без следа. Тем временем царские воеводы начнут воевать другие южные города, карать «за измену и воровство». И в державе наступит тишина, которая так нужна для укрепления престола.

Правда, той же осенью, уже по возвращении царя в Москву, пришли вести, что назвался в Стародубе иной вор царем Дмитрием, но особого беспокойства эти вести не вызвали. Поверят ли люди новому вору? О постыдной смерти прошлого лжецаря (Лжедмитрия I) широко оповещено, многие своими глазами видели его тело на Красной площади. А если и поверят, большой силы самозванцу не собрать. Заведомые крамольники взяты в Туле вместе с Ивашкой Болотниковым, а остальных добивают царские воеводы в южных городах.

И первый самозванец сам по себе не силен был. В первом же большом бою под Добрыничами разбили его царские воеводы наголову, едва ноги унес. Только когда крестьяне, холопы да мятежные дворяне под его знамя собрались, двинулся вор к Москве. И снова бы его побили, но бояре-воеводы не пожелали больше служить царю Борису Годунову, сами ввели самозванца в столицу. И Василий Шуйский к сему делу руку приложил, трон для себя освобождая. Ныне же помогать вору некому, бояре за него, царя Василия Шуйского, крепко стоять будут, полная дана им воля. Так и зовут Шуйского в народе: «боярский царь». Погуляет самозванец по «украинам» и тоже сгинет…

Так бы, наверное, и случилось, но за спиной нового самозванца стояла чужая враждебная сила. Его именем прикрывалась польско-литовская интервенция, и не на возможных сторонников «чудесно спасшегося» из Москвы царя Дмитрия делалась основная ставка, а на панцирную польскую конницу и железные роты пикинеров. Такого оборота царь Василий Шуйский не ожидал. Да и о новом самозванце известно было немного. Говорили, что пришел он из Литвы, из местечка Пропойска, одни называли его бывшим подьячим, другие – поповским сыном. Одно было доподлинно известно: сопровождал его некий «лях» (поляк) и сам он пришел «из ляхов». Самозванцу покровительствовали пан Рогозинский, начальник замка в Пропойске, и пан Маховецкий.

Гетман Ян