– Нам надо срочно срываться с места и съезжать отсюда, – торопливо проговорил он.

В центре отдельной палаты – комнате размером всего пять на пять шагов, со стенами, неаккуратно выкрашенными белой акриловой краской, с квадратным окном как раз напротив двери, – стояла всего лишь одна железная койка. На ней лежал человек, похожий на закутанную в белую материю мумию. Из-под бинтов на его руках торчали прозрачные трубки капельницы. Возле койки возвышались, словно железные вешалки, стойки с перевернутыми бутылочками. В них булькала синеватая жидкость.

Эту картину увидел Батяня, когда двое охранников проверили его документы и разрешили войти в палату. Вместе с ним в коридоре были еще лейтенант Боткинов, особист из части ПВО, следователь военной прокуратуры, а также лечащий врач.

Прапорщик Починков – именно он был той мумией на койке – услышал, что дверь открылась, приподнял голову и тихо застонал.

– Это хорошо, что он пришел в себя, – шепнул следователь военной прокуратуры – худой, словно засушенная рыба, с вытянутым лицом человек. На фоне белого халата его кожа казалась болезненно-серой.

– Это хорошо и для вас, и для нас, – ответил старший лейтенант медицинской службы Боткинов. – А вот для него как раз наоборот. Перенести перевязки после ожогов очень непросто. Пациента может убить болевой шок. Лучше бы его прямо сейчас ввести в искусственную кому.

– Я думаю, после того как он нам все расскажет, его в нее и введут, – следователь военной прокуратуры терпеть не мог замечаний от нижестоящих. От нарушения субординации его бросало в ярость. Только спокойная атмосфера госпиталя заставила его сдержаться. – Если бы не звонок из Москвы, ноги вашей здесь не было бы, – сквозь зубы процедил он наглому Боткинову. – Задавать вопросы здесь буду я и майор Лавров, всем остальным приказываю оставаться в коридоре.

– Если бы вы нас сюда не пропустили, то вы сами бы прямехонько полетели в Москву, на ковер, – спокойно сказал Батяня.

Вот уж кто терпеть не мог штабных крыс, так это майор Лавров. Батяня кошачьей походкой приблизился к койке:

– Дружище, – Лавров обратился к раненому, – уж мне точно известно, что ты нормальный служака, наш человек. Расскажи-ка все, что только можешь рассказать.

Не успел Батяня произнести первое слово, как сзади раздался тихий щелчок – следователь военной прокуратуры включил свой диктофон.

– Так положено, – объяснил следователь.

– Нас похитили, – превозмогая боль, начал прапорщик. – Начиналась песчаная буря. Следовать в часть мы никак не могли, поэтому решили заехать в чайхану. Там плотно поели, чаю попили… и отрубились. А очнулись мы где-то в горах, связанными по рукам и ногам.

– А что с майором Воскобойниковым? Где он может быть? – спросил представитель военной прокуратуры.

– Я не знаю. Они нас разделили. Я остался один на один с моими новыми коллегами. Мы с ними все время проводили в нашем «уазике».

– С кем? С «коллегами»? Кто это «мы»? Имена? – настойчиво говорил следователь.

– Я точно не помню. Ну, они такие, как мне показалось, интересные. Не русские, но хорошие малые.

– Кто хорошие малые? Террористы? – вскинул брови следователь.

– Да погоди ты, – осек его Батяня, – пусть человек спокойно рассказывает все, что помнит.

– Вам внутривенно вводили какие-нибудь препараты? – спросил доктор.

– Нет, не было такого.

– А вкус еды был обычным?

– Да, обычным. А что? – занервничал прапорщик Починков.

– Извините, не надо вмешиваться, пожалуйста. Ему закапывали в нос, а это можно сделать и во время сна. А можно одежду пропитать…

– Откуда вы это знаете? – удивился доктор.

Но врачу Батяня не ответил, он спросил у раненого:

– А что было дальше, помнишь?

– Да. Утром мне выдали новую форму. Она мне показалась просто великолепной. Я почувствовал радость, надевая ее. Хотя вроде бы обычная российская форма, только нашивки другие, как мне показалось – красивые. Честно говоря, мне не терпелось побыстрее ее надеть. У меня возникло чувство товарищества к тем парням, что были со мной, – ведь они тоже были одеты в такую же форму. Они так поддерживали меня, хвалили, что я молодец, что теперь я вместе с ними.

– То есть вы заявляете, что добровольно вступили в ряды террористической организации? – язвительно спросил следователь военной прокуратуры.

– Поймите, никуда я не вступал! Просто познакомился с новыми, как мне показалось, интересными людьми.

– Как и кто вас записывал на видео?

– Ребята…

– Террористы?

– Не знаю… Они просто предложили. Мы разговорились про политику, про все, что вокруг происходит, и мои новые приятели рассказали, что они думают по этому поводу. Я как-то быстро все понял и запомнил, что они говорили. И когда они попросили повторить, я взял и повторил. Повторил, как это… с душевным подъемом, потому что так именно чувствовал на тот момент.

– Какая-то несуразица, – не выдержал следователь. – Значит, вы все-таки являетесь членом некоей организации?

– Я не знаю… Я не понимаю, – застонал прапорщик Починков. – Я ничего такого не делал, просто говорил, поддерживал словами своих новых знакомых, своих друзей.

– Только словами? – с сомнением проговорил следователь военной прокуратуры.

– Да, – растерянно произнес Починков.

– А где вы разговаривали с вашими новыми друзьями, где вас записывали на камеру, ты можешь сказать? – спросил Батяня.

– Нет, я не помню… Да и слов тех, что они мне говорили и что я говорил, уже не помню.

– А если тебе покажут запись, ты вспомнишь? – спросил Лавров.

– Наверное, вспомню…

– Вы раньше, во время службы в своей части, встречались с этими людьми? В самой части или, может, за ее пределами? – Следователь держал свою нить дознания.

– Нет. Ни разу я их не встречал.

– Это правда? Они не приезжали ни к командиру, ни к майору Воскобойникову?

Прапорщик сморщился, застонал, а затем слабым голосом, но вполне уверенно ответил:

– Нет, ни с кем я их не видел. Таких отличных, улыбчивых парней я бы точно запомнил. У нас все такие угрюмые из-за проклятой нищеты…

– Как они выглядели? – перебил его вопросом следователь военной прокуратуры. – Вы можете их описать?

– Могу, – прошептал прапорщик Починков, а затем вдруг замолк, немного подумал и продолжил: – Мне надо сосредоточиться.

– Там, в горах, что-нибудь запоминающееся было? – наконец-то смог вставить Батяня.

– Луг. Овцы…

– Ну, овец здесь полным-полно… Цвет гор, может, ледник…