Впрочем, удивление было не вполне искренним. Родители Ларисы Смелковой давно поняли, что свою частную жизнь девочка от них старательно скрывает, и вовсе не потому, что в ней есть нечто предосудительное, а исключительно из протеста против контроля. Они не знали ее друзей и кавалеров, хотя и понимали, что и те и другие у дочери есть. Начальник службы безопасности мэра Смелкова дело свое знал, но все-таки личное знакомство с друзьями Ларисы было бы предпочтительнее.

– Не то чтобы я прям дружила с ней взасос, но знакома, еще с первой передачи. Так, пересекаемся иногда. Она классная! Ладно, я обе фотки возьму, все равно я на них урод уродом.

– Не выдумывай, – ласково произнесла Вера.

Впрочем, ее слова вряд ли были услышаны. Лариса схватила фотографии и выскочила из комнаты, где ее родители коротали время за вечерним чаем.

– Вот так всегда, – сокрушенно вздохнула супруга мэра. – Она нас не слышит, живет своей жизнью, отстранилась от нас полностью. Мы даже ее мальчика ни разу не видели.

– Мне докладывали, что ни в каких опасных связях Ларису не замечали, – твердо ответил Константин Кириллович. – Вокруг нее крутится много молодежи, они вместе проводят время. Ты что, хочешь, чтобы моя служба безопасности еще и в койку к ней залезла? У них другие обязанности, тем более сейчас, когда выборы на носу.

Но Вера сдаваться не собиралась.

– Ты бы Игоря попросил, пусть поручит своим ребятам узнать, с кем Лорик встречается, а то бог его знает…

– Ну что ты говоришь! – возмутился Константин Кириллович. – По такой ерунде начальника УВД напрягать – это неприлично.

– Но он же не только начальник УВД, он и твой друг, самый близкий. Почему не попросить?

– Потому что у Игоря и без этого забот хватает, – отрезал мэр. – Я поговорю с Ларисой, велю ей познакомить нас с ее постоянным кавалером. Но уверен, что ничего плохого там быть не может. Она с ним в театр ходит, на концерты какие-то, наверняка приличный парень. В конце концов, ей двадцать три года, разберется, не маленькая.

– Вот и поговори, – сердито отозвалась Вера. – Скажи отцовское слово. А то девочка совсем от рук отбилась. С этими выборами ты вообще перестал думать о семье.

Константин Кириллович решительно поднялся из-за стола и направился к ведущей на второй этаж лестнице. Дверь в комнату дочери была распахнута настежь, Лариса разговаривала по телефону и одновременно, судя по прерывистому дыханию, делала что-то еще.

– Ага… нет, сегодня я уже не выберусь, я у предков, надо же было альбомы с фотками найти… Давай завтра… Не, Мил, утром я так рано не встану, давай ближе к вечеру… Или хочешь, я днем тебе на студию закину… Все, оки-доки, договорились!

Увидев стоящего на пороге отца, девушка бросила телефон на кровать и сделала замысловатый пируэт.

– Сам господин мэр почтил своим присутствием мою скромную обитель! Чем могу соответствовать?

– Не ерничай, – строго оборвал ее Константин Кириллович. – Ты давно обещала нам с мамой познакомить нас со своим ухажером. Обещания пора выполнять. Когда ты привезешь его к нам? Мы же беспокоимся, мы должны понимать, с кем ты общаешься.

– Ой, ну па-ап, – капризно протянула Лариса, – ну что ты опять… Я уже не маленькая давно. Нормальный он парень, не ворует, не колется, из приличной семьи.

– Тогда тем более мы с мамой не понимаем, почему ты его прячешь.

– Да не прячу я никого! Просто все эти смотрины… Ветхий завет какой-то. Смешно даже.

Константин Кириллович понял, что амплуа «благородный отец» здесь не проходит, придется становиться «демократом». Сначала улыбнуться, потом сделать голос попроще.

– Лорик, котенок, я тебя понимаю, как никто. Хорошо помню себя в твоем возрасте. Я уже учился в Перове, в институте, жил вдали от родителей, встречался с твоей мамой, и когда моя мама, твоя покойная бабушка, приехала меня навестить и попросила познакомить с девушкой, у меня это вызвало бурю негодования. Я за два года привык ни перед кем не отчитываться и никому не докладывать. Мы с ней тогда даже, помнится, поссорились. Никак я не мог понять ее настойчивости в этом вопросе. Но теперь я твою маму понимаю очень хорошо. Это я, мужчина, легко принимаю свой возраст, а она все-таки женщина.

– А при чем тут возраст? – недоуменно спросила Лариса.

– Знаешь, – задумчиво продолжал Константин Кириллович, – когда-то был такой фильм с Анни Жирардо, назывался «Последний поцелуй», ты его, конечно, не видела, он шел еще во времена моей молодости. Там женщина примерно маминого возраста, мать двоих взрослых детей, узнает о том, что у мужа роман с молоденькой девушкой. И вот эта обманутая жена стоит перед зеркалом полуодетая, рассматривает себя и говорит своей собеседнице: «Смотри, какая у меня хорошая фигура, кожа, волосы… Ну чем я хуже этой девушки?» И собеседница ей отвечает: «Женщине, у которой сын двадцати пяти лет, никогда не может быть тридцать». Понимаешь?

– Нет, – честно призналась Лариса.

– Мама никогда не признает, что ты уже взрослая, потому что это автоматически будет означать, что она уже немолода. Отнесись к этому с пониманием. Что тебе стоит один раз приехать со своим молодым человеком к нам на ужин или даже просто на чашку чаю? Вы потратите на нас полтора-два часа, и ты надолго избавишься от неприятных разговоров. Просто пойми, Лорик: дело не в недоверии, дело в подсознании. Конечно, мама никогда в этом не признается и будет говорить, что она за тебя беспокоится, а на самом деле все ее беспокойство построено только на том, что она боится признать твою взрослость. Ну и ладно, дай маме еще какое-то время пожить в иллюзиях. Это ведь не трудно, правда, котенок?

– Ну ладно, – неуверенно протянула Лариса. – Я подумаю…

– Подумай-подумай. И сделай маме приятное.

Константин Кириллович поцеловал дочь и спустился к жене. Вера посмотрела на него вопросительно и с тревогой.

– Поговорил?

– Поговорил.

– И что она сказала? Когда она нас с ним познакомит?

– Думаю, что совсем скоро, – улыбнулся Смелков. – Она обещала подумать. Но по глазам было видно, что она сделает то, о чем я прошу.

– И как тебе это удается? – Вера нежно обняла мужа. – Тебе никогда никто не может отказать. Ни в чем. То ли ты слова как-то умеешь находить, то ли интонациями берешь, то ли еще что… Мы с тобой столько лет вместе, а я так и не поняла, в чем твой секрет.

Он и сам не понимал. Просто знал, что у него действительно есть такой дар. Знал с детства.

* * *

Если бы учителей Вербицкой школы номер 18 много лет назад спросили, кто самый лучший ученик в их классе, все единодушно назвали бы Игоря Баева, а самым милым и приятным учеником признали бы Костю Смелкова. Костя учился прилично, хотя и не так блестяще, как Игорь, но пользовался безусловной и необъяснимой любовью всего педагогического коллектива. Зато на вопрос «Кто в этом классе лидер?» ответ был бы, несомненно, один: Петя Ворожец. Маленький, худенький, даже щуплый, двоечник, он являлся авторитетом для всех мальчишек их класса. Петю уважали за то, что он, будучи самым слабым учеником, не поставил себя в положение забитого изгоя и не считал, что «двойки» в дневнике лишают его права голоса, смело, даже нахально, спорил с учителями, если считал, что совершается какая-то несправедливость, и отчаянно защищал всех обиженных.