Поэтому вместо расспросов Никита сказал:

– Здесь тебя больше никто не обидит.

Она оторвалась от своего рисунка, посмотрела на него очень внимательно, словно видела впервые, а потом сказала:

– Спасибо, Никита, но я здесь ненадолго…

Так и вышло. Документы на опеку Януся оформила в рекордно короткие сроки, за два месяца. Но эти два месяца Никита за Эльзой приглядывал и малым наказал, чтобы не обижали. Ее и не обижали, просто сторонились. А Эльзе, кажется, только это и было нужно, чтобы оставили в покое. Общалась она исключительно с Никитой. Встречи их проходили то в парке, то на чердаке. Никита однажды отвел ее на чердак, показал свой «кабинет». «Кабинет» был сооружен из старой мебели, выглядел довольно нелепо, но Никиту это не волновало. Куда важнее для него была возможность уединиться, отдохнуть от внешнего мира. Биологию с химией он тоже большей частью учил на чердаке, чтобы никто не мешал, не отвлекал от мечты. А мечта у него была одна, но очень большая: Никита хотел стать врачом. И не просто врачом, а хирургом, чтобы спасать жизни и все такое…

Эльзе «кабинет» понравился. На самом деле понравился! Она села на старый диван с продавленными пружинами, сложила веснушчатые ладони на коленках, посмотрела в пыльное чердачное окно.

– Надо помыть, – сказала очень серьезным тоном. Она вообще была серьезная, почти никогда не улыбалась.

– Зачем? – удивился Никита.

– Чтобы видеть небо. Небо сейчас яркое, весеннее, а из-за грязи кажется, что там зима.

Мыть окно не хотелось, поэтому Никита в ответ лишь пожал плечами и закурил.

Окно Эльза помыла сама на следующий день. Помыла, подтащила к нему Никиту, велела:

– Смотри!

Он не сразу понял, куда смотреть, а потом увидел зеленое море из колышущихся верхушек лип, золотую маковку старой церкви. И все это на фоне пурпурного, полыхающего закатом неба. Красота! Ведь и в самом деле красота!

А на следующий день Эльзу вызвал к себе директор, и Никита понял – все, Януся добилась своего. Вечером Эльза пришла в его «кабинет», села на старый диван, закрыла лицо ладонями. Она не плакала, даже не всхлипывала, просто сидела вот так, молча и неподвижно. Никита сел рядом, осторожно погладил ее по плечу, сказал:

– Ты только не реви, Элли.

– Не буду. – А ладони от лица она так и не отняла. – Меня папа называл Элли. Как в сказке про волшебника Изумрудного города.

– На самом деле она Дороти, но Элли мне нравится больше.

– Папа тоже так говорил. – Все-таки она убрала руки от лица, посмотрела на Никиту одновременно решительным и несчастным взглядом. – Они меня завтра заберут.

– И что будет? – На самом деле он прекрасно понимал, что будет, просто не знал, что сказать.

– Ничего особенного, наверное. Пойду в свою старую школу, буду гулять с Марсом.

– Вот видишь, все не так плохо. – Никита снова ее погладил, а потом осторожно потрогал за кончик рыжей косы. – Пройдут два года, и ты станешь свободной. Сама будешь решать, как жить дальше.

– Сама буду решать. – Она улыбнулась, покивала головой. – Два года – это ведь не срок, правда?

Что он мог ей ответить? Сказать, что два года – это очень большой срок, или снова соврать, что все будет хорошо? Он видел Янусю, видел, какая она сволочь, понимал, что рядом с ней два года могут показаться десятилетиями. Вместо этого он сказал:

– Все будет хорошо, Элли.

И она снова кивнула, а потом смущенно поцеловала его в щеку. Это же надо! Поцеловала и убежала из «кабинета», оставив его в полном душевном раздрае.

А утром следующего дня за ней явилась Януся с супружником и мелким дебиленышем. Попрощаться они так и не успели. Наверное, оно и к лучшему. Слишком странной, слишком мимолетной была их дружба, чтобы придавать расставанию какое-то особое значение.

В «кабинет» Никита поднялся только вечером. Захотелось побыть одному, посмотреть на закат сквозь идеально чистое чердачное окно. На диване лежал карандашный набросок, прощальный подарок Эльзы. Оказывается, портреты она тоже рисовала красивые. Себя Никита признал сразу, несмотря на белый медицинский халат и небрежно перекинутый через шею стетоскоп. Он еще только мечтал, а Эльза уже воплотила его мечту в жизнь…

…Для сна Никита облюбовал себе все то же кресло. Оставлять спящую Эльзу одну на ночь он не хотел, опасался, что она может снова сигануть в окно. Ночью, да еще в такое ненастье, отловить ее будет куда сложнее. Заблудится чего доброго. Наружную дверь он закрыл на замок, ключи положил в карман джинсов, сунул под голову подушку с совами, закрыл глаза и услышал, как кошка запрыгнула на кровать. Прогонять зверюгу смысла нет, как и не пускать в комнату, эта хвостатая не отступится, всю ночь будет выть под дверью. Пусть уж лучше так, вместе с Эльзой, под присмотром.

На спокойную ночь он не рассчитывал, но и того, что случилось, не ожидал…

* * *

Разбудил его вой. Кажется, только глаза закрыл, и вот тебе – пожалуйста…

В комнате было темно, освещалась она лишь далекими грозовыми сполохами. Выла кошка. Конечно, кошка! Кто ж еще?! И плевать, что вой этот до того жуткий, что аж мурашки по коже. Дернулась, заметалась привязанная ремнями Эльза. Никита по звуку понял, что заметалась, в темноте хрен что разглядишь. Но это вопрос решаемый, нужно лишь встать с кресла и включить свет.

Свет не включался. Наверное, какой-то порыв на линии из-за грозы. Гроза, похоже, сейчас начнется небывалая, вот уже и грохочет.

Громыхнуло в самом деле очень громко. Никита даже не сразу понял, что это не гром, а что-то другое.

– Не надо! – закричала Эльза. Закричала дурниной, точно так же, как дурниной выла ее кошка. Сумасшедший дом какой-то! – Я не разрешаю!

– Эй, все в порядке. – В темноте, почти на ощупь Никита добрался до кровати, протянул руку, наткнулся на что-то шипящее и пушистое, чертыхнулся. – Эльза, это всего лишь гроза. Успокойся.

– Развяжи! – Всем телом она дернулась ему навстречу. Никиту аж сквозняком обдало от этой ее порывистости. И кошка уже не завыла, а зарычала по-тигриному. – Развяжи меня, пожалуйста! Не надо! Не надо меня так оставлять…

Еще как надо. Если ее сейчас развязать, потом хлопот не оберешься. Придется в темноте ловить по всему дому, а домик, надо сказать, немаленький.

– Развяжу, – пообещал Никита. – Вот ты успокоишься, и развяжу.

– Ты их не видишь? – Эльза перестала кричать, перешла на сиплый шорох. – Ведь не видишь, правда?

Галлюцинации… А Ильюха говорил, что получится обойтись без глюков. Не получилось…

– Эльза, я ничего не…

Договорить не вышло, снова громыхнуло. Только как-то странно, неправильно громыхнуло. Словно бы молния ударила прямо в оконное стекло. Или не молния? Никита сделал осторожный шаг к окну. Кошка метнулась следом, черной тенью запрыгнула на подоконник, зашипела.