Много времени она не заняла и прошла со слаженностью, делающей честь людям капитана Рагайна. Паром был двухпалубным, и первым делом на нижнюю грузовую палубу отправились пантеры, в специально оборудованный для них загон, а также мой экипаж, который, невзирая на краткость пути и тихую погоду, принайтовали к настилу. Затем мои люди не поленились произвести инспекцию всего судна и привычно разместились по периметру верхней пассажирской палубы. Лишь после всех этих мероприятий капитан предложил подняться на борт мне, сам он двинулся следом, и едва мы прошли трап, как швартовы были отданы…

Взобравшись по ещё одному трапу, я обнаружила, что центральное место на верхней палубе занимает… скажем скромно, роскошное кресло под балдахином, но я проигнорировала его вместе со стараниями людей, трудившихся над его установкой, и расположилась у поручней с южной стороны парома. Мое самоуправство, как ни странно, не вызвало осуждения со стороны капитана, не отходившего от меня на дистанцию больше двух ярдов, и первые минуты неторопливого плавания по тихим и, на удивление, прозрачным водам Эйгвина оказали на меня самое успокаивающее воздействие. Перспектива же того, что этот мирный дивной красоты пейзаж может в считанные мгновения взорваться смертельным вихрем, выглядела не то что маловероятной, а попросту невозможной.

Однако все, читающие эти строки, наверное, очень удивились бы, если б моя последняя мысль не оказалась глубоким заблуждением и с нами и впрямь ничего бы не произошло. Это было бы даже оригинально, но, увы… А первый отчетливый сигнал о возникших таки трудностях я получила, когда мы одолели примерно треть пути, — снизу, оттуда, где находился загон для пантер, стали доноситься звуки, подозрительно намекающие на то, что животные вдруг пришли в сильное беспокойство. При этом, насколько я могла судить, керторианские пантеры были отлично выдрессированы и очень дисциплинированны, но, как известно, у многих животных паническая реакция на резкое ухудшение погоды оказывается сильнее всех наработанных условных рефлексов. Когда шум снизу усилился, мы с капитаном переглянулись, и он сказал ровно то, что подумала я сама:

— Пока еще мы можем повернуть, герцогиня.

— Интересно, вы не знаете случайно, откуда пришел тот, первый ураган? С юга?

— Да.

Я вновь придирчиво осмотрела горизонт, ничего не обнаружила и постаралась, чтобы мой тон соответствовал словам:

— Боюсь, капитан, что бегство от судьбы редко приносит хорошие результаты.

Едва ли кто из керторианцев стал бы оспаривать этот постулат, и капитан Рагайн, следуя духу традиций, действительно воздержался, но ответ его был весьма запоминающимся и тоже по-своему неоспоримым:

— Тогда я искренне надеюсь, что у вас найдутся достойные контраргументы.

Множество подобных красивых афористичных фраз так навсегда и остаются только фразами, поэтому я никогда не имела склонности воспринимать их всерьез, но тут у меня возникло очень стойкое и оттого еще более неуютное ощущение, что из уст капитана я услышала свой приговор. Собственно, я даже дала слабину и едва не произнесла: «Да ладно вам, может, еще и пронесет», но не понадобилось. Потому как именно в этот момент стало окончательно и бесповоротно ясно, что не принесет. Нет, конечно, маленькое серое пятнышко, возникшее на горизонте в створе русла Эйгвина, естественно с южной стороны, могло оказаться чем угодно, включая оптический обман, но интуиция подсказывала, что верить в это осталось от силы минуты три-четыре…

— Вряд ли мы можем двигаться быстрее. Не так ли, капитан?

— Не можем.

— Также я думаю, что вы и ваши люди готовы к отражению атаки и вам есть чем ее отражать.

— Это тоже верно.

— Значит, нам остается только ждать?

Третью мою реплику капитан оставил без внимания, и я вместо него заметила себе, что заскучать от этого ожидания не грозит. Серое пятнышко уже благополучно превратилось в размытое по краям пятно и приближались, как это ни банально прозвучит, стремительно. Вскоре, например, уже можно было разглядеть, что размеры этой штуковины в точности соответствуют руслу Эйгвина — от берега до берега, — и это служило лишним подтверждением ее магического происхождения, ибо природные явления подобной аккуратностью не обладают. Еще одним приятным совпадением из того же репертуара было то, что, судя по скорости сближения, ураган застанет нас точнехонько на середине реки.

Когда до столкновения оставалось минуты полторы и уже стало отчетливо видно, что для начала на нас надвигается клубящаяся стена водяной пыли высотой футов в тридцать, мои телохранители в полном безмолвии совершили некое перестроение, и я почувствовала — тем самым керторианским чутьем, — как вокруг что-то неуловимо изменилось. Во-первых, это означало, что смутная догадка, посетившая меня на пристани, верна и капитан использует для общения со своим отрядом более совершенные средства связи, нежели голос (очевидно, телепатического свойства), а во-вторых, пора было узнать кое-какие подробности.

— Капитан, какой защитой мы располагаем?

— В нашем распоряжении есть кокон, — в переводе на английский язык это называлось «силовое поле», и этот фокус в исполнении Ранье мне доводилось наблюдать, — который теоретически непроницаем ни для дождя, ни для ветра любой силы.

Тон капитана был тверд, но слово «теоретически» говорило о многом. Однако прежде чем я задала следующий вопрос, мне удалось ознакомиться и с качеством кокона, и с его размерами, поскольку ураган наконец-то на нас обрушился. Хотя вернее будет сказать, обрушился на пространство вокруг нас, и это, безусловно, было одним из тех зрелищ, ради которых мне так хотелось попасть на Керторию.

Ветер свистел и завывал, как в лучших фильмах-катастрофах, плотные косые струи дождя били почти параллельно поверхности воды, вздыбившейся пенными волнами, вполне сопоставимыми с морскими, а видимость в резко сгустившемся сумраке сократилась почти до нуля. Завораживающее буйство стихии, достойное лучших образчиков погоды Денеба IV, мы наблюдали с расстояния, едва ли превышавшего три ярда, но при этом обстановка на самом пароме изменилась весьма незначительно — пожалуй, стало чуть прохладнее да появилась незначительная качка… К сожалению, эта фантасмагорическая картина не отменяла ни вопроса, который я собиралась задать, ни ответа, который ожидала получить.

— Отец Ранье располагал подобным защитным коконом?

— Конечно.

— И продержать его и вы, и он могли бы достаточно долго?

— Не менее часа.

Ну, вот теперь нужно было думать очень быстро и стараясь не впасть в панику. Как погибли родители Ранье, стало в целом понятно — когда налетел ураган, они, вероятно, удивились, но при этом чувствовали себя в безопасности, и то, что случилось потом, застало их врасплох. А случилось следующее — надежное и якобы непроницаемое для непогоды силовое поле каким-то образом было прорвано. Каким именно или чем, для меня значения не имело, зато я могла быть полностью уверена, что и меня поле тоже не спасет… Конечно, знать наверняка, что тебе угрожает смертельная опасность, было огромным преимуществом по сравнению с предшественниками, и поэтому теперь оставалась сущая ерунда — за считанные минуты придумать, как от нее избавиться. Или же, вспомнив мрачный прогноз капитана, необходимо было срочно найти достойные контраргументы судьбе, поскольку поблажек та однозначно давать не собиралась.