Едва они спустились на второй уровень, где располагался ангар, в котором проходила подзарядка и ремонт не задействованных в нарядах роботов, как их обстреляли еще в коридоре, причем настолько бездарно, что никто в отряде не пострадал, лишь в стене коридора появилась дыра с оплавленными краями.

Но Танаев знал, что если уж роботы стреляли, они в девяноста девяти случаях из ста попадали в выбранную цель, их автоматические корректировщики и дальномеры не делали ошибок. Однако стрелявший в них робот почему-то промахнулся, да еще и высунулся из приоткрытой двери, из-за которой произвел свой выстрел.

Танаев, единственный из всех бойцов располагавший лучевым оружием, конфискованным у Годвина, немедленно ответил на выстрел, не собираясь проверять, насколько верны его предположения. Лучевой удар превратил в раскаленные ошметки голову робота и позволил им завладеть вторым бластером.

Эта стычка оказалась единственной на пути к ангару, представлявшему собой квадратный зал, размером пятнадцать на пятнадцать метров, разделенный на небольшие клетушки, снабженные контрольными приборами и силовыми выходами для подзарядки аккумуляторов.

Помещение напоминало доильню на какой-нибудь древней ферме, вот только здесь не было ни коров, ни роботов. Помещение хорошо просматривалось с небольшого возвышения у входа и оказалось совершенно пустым. Роботы могли покинуть ангар одновременно только в случае общей тревоги.

Прежде чем Танаев понял, что означает отсутствие роботов, он уловил за своей спиной какое-то движение. Слишком быстрое, даже для его нечеловеческой реакции.

Сокрушительный удар металлической руки, способной раздробить камень, буквально вмазал его в стену ангара.

Он услышал треск и не смог сообразить, что именно сломалось в результате столкновения его тела с переборкой. Стена или его пластиковые кости? Сознание затянулось пеленой, а волна холода от поврежденных частей тела, всегда заменявшая в его ощущениях боль, еще больше лишила Танаева способности адекватно оценивать обстановку.

Схватка с огромным двухметровым роботом, неожиданно появившимся у дверей ангара со стороны коридора, между тем продолжалась уже без его участия.

Этот механизм, управляемый опытным оператором откуда-то извне, сумел подобраться к ним вплотную совершенно бесшумно и теперь расшвыривал людей, как кегли, стараясь расчистить себе дорогу и вновь добраться до Танаева.

Боевому роботу подобного типа не место на карантинной станции. Но он здесь был, и его присутствие лишний раз убедило Танаева в том, что задачи, выполняемые станцией, сильно отличались от тех, которые следовали из ее названия, и, кажется, его ждало здесь еще немало сюрпризов...

Жалкие металлические стержни, которыми его товарищи пытались остановить стальную глыбу, производили на робота впечатление не большее, чем зубочистки. Все важнейшие органы этого механизма были прикрыты надежной броней, и от Танаева его теперь отделяло не больше метра.

Между ними уже не осталось ни одного боеспособного карантинщика. Сквозь затуманенное сознание Танаев понял, что второго подобного удара он не переживет. Даже его необычное тело имело предел прочности, и он его практически израсходовал. Следовало что-то немедленно предпринять.

Но индикатор на его бластере все еще светился оранжевым светом. После первого выстрела у входа в ангар батарее требовалось минуты две для того, чтобы подготовить накопитель к следующему выстрелу. Не по этой ли причине на их пути встретился столь бездарно стрелявший робот? Но почему не стреляет их трофейный бластер? Почему медлит Николай, самый опытный боец, которому он вручил этот бластер? Сейчас каждая секунда могла стать решающей.

Но сколько ни искал Танаев Николая среди тех, кто пытался остановить стальное чудовище, неторопливо продвигавшееся к нему, он его не нашел. Не было Николая и на полу, там, где сейчас неподвижно лежали четверо из тех, кто доверил Глебу свои жизни. Танаев начинал понимать, почему Николая не оказалось на месте в самый ответственный момент...

Однако слишком поздно. Собрав все силы и опираясь о стену, Глебу удалось подняться на ноги. Так он сможет встретить смерть лицом к лицу. Он уже не сомневался в том, что второго удара ему не выдержать и не избежать. Реакция этого боевого робота была молниеносной, а его собственная, после полученного удара напоминала реакцию боксера, поднявшегося на ринге после тяжелейшего нокаута. Так оно, в сущности, и было.

Усилие, которое потребовалось для того, чтобы подняться на ноги, отняло у Танаева последние остатки сил. И теперь он стоял неподвижно, не испытывая ничего, кроме горечи и сожаления. Стоило преодолевать бездны пространства и времени, стоило победить саму смерть, для того чтобы погибнуть так нелепо от безмозглого металлического истукана.

Но ведь был же в его руках Меч Прометея! Оружие, выручившее его в минуту смертельной опасности, где же оно сейчас? Глеб попытался восстановить в памяти то, что чувствовал в момент наивысшей опасности, во время своей последней стычки со слугами Хорста. Но это ничего не дало, ничего не изменилось. Робот продолжал приближаться, и ему оставалось сделать не больше двух шагов для того, чтобы нанести свой последний, завершающий удар.

Танаев затравленно огляделся — металлический пол ангара на несколько метров вокруг был абсолютно чист, стена, хранившая на себе вмятину от удара его тела, в остальных частях казалась совершенно гладкой. Пожалуй, он мог бы использовать разряженный бластер в качестве дубины, вот только не было сил даже на то, чтобы поднять руку. Да и толку от такого удара по толстенной металлической коробке, заменявшей роботу череп, не будет никакого.

Тело Танаева быстро восстанавливалось, но все же недостаточно быстро для того, чтобы он успел воспользоваться его уникальными возможностями.

В минуты смертельной опасности все внимание человека сосредотачивается на самом главном, пространство вокруг него словно сжимается, окружающее, за пределами зоны возможного удара, перестает для него существовать.

Человек выделяет из окружающего лишь то, что представляет непосредственную угрозу его жизни, и именно поэтому время для него начинает растягиваться, а последовательность событий замедляется. Танаев видел перед собой только уставившиеся в его собственные глаза красные огоньки оптических индикаторов робота. Только они имели сейчас значение. За ними не было мысли, за ними не было чувств — только точный расчет нес в своей глубине механический взгляд.

У этого чудища не было и не могло быть интеллекта, и уж тем более сострадания. Где-то здесь, совсем недалеко, потому что с дальнего расстояния невозможно было бы управлять движениями этой громадины с такой точностью, не видя его реакции, притаился оператор. Человек, о котором Глеб ничего не знал и о существовании которого до этой минуты не догадывался. Человек, управлявший приближающейся к нему смертью... Слишком многого не учли заговорщики, слишком много неожиданностей и сюрпризов преподнесла им схватка, развернувшаяся по не ими писанному сценарию.