Маккарти делал заголовки газет, утверждая, что у него есть список 205 сотрудников Госдепартамента, которые были членами Коммунистической партии. Газеты пестрили заголовками о «Красном терроре» Маккарти и его заявлении, что правительство наводнили «угрозы лояльности государственных служащих». С помощью Кона Маккарти запустил серию слушаний о предполагаемой угрозе коммунистов в США. Он призывал огромное количество профессоров, голливудских писателей, правительственных служащих и других, чтобы ответить за их мнимые связи с Коммунистической партией.

Маккарти расширил границы своих обвинений, заявив, что в вооруженные силы нации просочились шпионы и антиправительственные подрывные элементы. Друг Кона Дж. Дэвид Шайн, который работал на Маккарти в качестве неоплачиваемого консультанта, был призван в армию и столкнулся с вероятностью быть отправленным служить за границу. Кон сказал, что он «развалит армию», если Шайну не разрешат служить на территории штата. Это подвигло армию обвинить Маккарти и Кона в попытке получить для Шайна особые условия. Столкнувшись с резкой критикой, Маккарти начал контратаку. Он предположил, что младший прокурор в адвокатской фирме, которая наняла Джосефа Уэлча, армейского адвоката на слушаниях, также пренадлежит к коммунистической группе. Уэлч, как известно, ударил по сенатору его же оружием, сказав: «Есть ли у вас хоть какое-то чувство приличия, сэр, в конце концов?» Сенат осудил поведение Маккарти, и Кон ушел с позиции. Маккартизм стал условным обозначением политической охоты на ведьм; влияние сенатора спало, затем он умер в 1957 году. Хотя Кон настаивал на том, что он «никогда не работал на лучшего человека или на более благое дело». Он не только выжил, но и вернулся в Нью-Йорк, чтобы стать одним из самых влиятельных людей в городе.

Работая из дома на Манхэттене, Кон представлял клиентов от католических архиепископов до владельцев дискотек, мошенников сферы недвижимости и гангстеров. Он хвастался тем, что обходит федеральные налоги, что привело к его проблемам с правительством. Спустя два десятилетия после слушаний Маккарти он обвинялся во всем, от воспрепятствования осуществления правосудия, дачи взятки до вымогательства, но он всегда выходил сухим из воды. Чтобы сражаться в своих битвах с законом, Кон отточил серию крутых тактик и риторический стиль, который сослужит ему службу далеко за пределами суда. В начали 1970‑х годов Кон искал клиента с состоянием и связями, такого, которого он мог бы слепить по своему вкусу.

Утром 15 октября 1973 года, в день, когда Департамент юстиции объявил о возбуждении дела против Трампа за расовую неприязнь, публицистическая статья, написанная Роем Коном, появилась в The New York Times. Колонка была в форме письма к Спиро Эгнью, бывшему вице-президенту Соединенных Штатов. Эгнью покинул свой пост несколькими днями ранее и после признания в том, что он не будет оспаривать обвинения в уклонении от уплаты федеральных налогов на прибыль. Кон, который, как известно, избегал уклонения от налогов на прибыль в течение многих лет, был в ярости.

«Дорогой мистер Эгнью, – писал он. – Как может человек, который сделал слово «Мужество» нарицательным, потерять его? Как мог один из самых проницательных лидеров этого десятилетия совершить настолько глупую ошибку вроде той, что сделали Вы, уйдя с поста и признавшись в совершении неправомерного поступка? Если бы Вы отстаивали свои права, как обещали это делать общественности, я высказываю свою точку зрения, то Ваши шансы на юридическое и политическое спасение были бы превосходными. Это мнение должно чего-то стоить, потому что я прошел через три отдельных судебных процесса, очень похожих на те, которыми Вас запугивали… Мне предлагали «сделки» и «сделки о признании обвинения». Я отклонил их и боролся. Когда все закончилось, я получил три анонимных оправдательных вердикта присяжных заседателей».

Трамп, столкнувшийся лицом к лицу с делом о дискриминации, был вынужден его урегулировать, но ненавидел саму идею этого. Кон, потрясенный тем, что вице-президент станет уступать обвинениям против него и уйдет с должности во втором самом могущественном офисе в стране, представлял собой аргумент против подобного урегулирования. Потом Трамп направился в Ле Клуб. И там же был Кон, человек, который никогда не шел на урегулирования. Трамп сел и объяснил дилемму, с которой он столкнулся.

«Я не люблю адвокатов, – сказал Трамп Кону. – Я думаю, что они занимаются только тем, что постоянно задерживают сделки… Любой ответ, который они дают тебе, отрицательный, и они всегда ищут способы мирного урегулирования вместо того, чтобы сражаться».

Кон согласился.

Трамп продолжил: «Я бы лучше сражался, чем сложил оружие, потому что как только ты один раз пойдешь на попятную, ты получишь репутацию того, кто постоянно это делает».

«Это всего лишь теоретическая беседа?»

Трамп был заинтригован тем, что Кон слушает «пустое место» вроде него. Теперь он искал расположения Кона: «Нет, совсем не теоретическая». Трамп объяснил то, как правительство подало иск, «сказав, что мы занимаемся дискриминацией против черных в некоторых из наших застроек». Трамп сказал, что он не дискриминировал, и он не хочет, чтобы правительство принуждало его сдавать в аренду жилье получателям пособий. «Что, по твоему мнению, я должен делать?»

«Моя точка зрения состоит в том, чтобы попросить их пойти к черту и отстаивать себя в суде, и пусть они докажут, что вы кого-либо дискриминировали… Я не думаю, что у вас есть какие-то обязательства относительно того, чтобы предоставлять аренду жильцам, которые были бы нежелательны, белые или черные, и у правительства нет никакого права указывать вам, как управлять своим бизнесом». Кон заверил Трампа: «Вы легко одержите победу».

Трампу понравилось то, что он услышал – не только по поводу дела, но всю эту философию «послать к чертям». С этого момента он принял для себя схему игры Кона: когда тебя атакуют, контратакуй с неодолимой силой. Сейчас происходила установка одних из самых решающих отношений в жизни Трампа. По мере того, как их отношения развивались, он восхищался способностями Кона, но иногда беспокоился о том, что тот временами мог быть неподготовленным и «катастрофой».

Когда Кон похвастался, что большую часть жизни он находился под обвинением, Трамп спросил, действительно ли Кон сделал все, в чем его обвиняли. «А что ты думаешь?» – ответил Кон с улыбкой. Трамп говорил, что он «никогда не знал на самом деле», что это означало, но ему нравились жесткость и преданность Кона.

Кон много трудился, чтобы придать своей репутации налет смелости, способствуя характеристике Esquire, озаглавленной: «Никогда не связывайтесь с Роем Коном», которая описывала его как человека, которому доставляло удовольствие находиться под обвинением и бороться с каждым делом, как будто это была война. «Перспективные клиенты, которые захотят убить своего мужа, мучителя или бизнес-партнера, выбивают почву из-под ног правительства, нанимают Роя Кона», – писал Кен Аулетта. «Он палач правосудия – самый жестокий, самый жадный, самый лояльный, самый низкий, и один из самых лучших адвокатов Америки. Он не самый приятный человек». Трамп служил в качестве вспомогательного свидетеля в этой части. «Когда люди узнают, что Рой замешан, они скорее не будут участвовать в судебном процессе и во всем, что с ним связано», – говорил Трамп. Кон «никогда не был двуличным. Вы всегда могли рассчитывать на него, чтобы он пошел и поставил за вас», именно то, что и хотел Трамп от Кона в деле о расовой неприязни.