— Я сопровождал сюда сэра Аллана Клера, но зачем он пришел, не знаю.

— Вы лжете!

Робин презрительно улыбнулся, и притворное спокойствие лорда тут же сменилось взрывом бешеного гнева, но, чем больше барон бесновался, тем лучезарнее становилась улыбка Робина.

— Как давно вы знаете Аллана Клера? — возобновил барон свой допрос.

— Сутки.

— Ты лжешь, лжешь! — прорычал барон. Разгневанный беспрерывными оскорблениями, Робин холодно возразил:

— Это я лгу?! Это ты отрицаешь истину, несносный старик! Ну что ж, раз, по-твоему, я лгу, больше ты не услышишь от меня ни слова!

— Безумный мальчишка, ты что, хочешь, чтобы тебя бросили в ров со стены замка, как сбросят через час твоего сообщника Аллана Клера сразу после исповеди? Я задам тебе еще один вопрос, но, если ты не ответишь, считай, что ты мертв. На вас кто-нибудь нападал, когда вы шли сюда?

Робин не ответил. Тогда, не надеясь больше услышать что-нибудь, Фиц-Олвин, чьи силы поддерживала ярость, встал с кресла и взял в руки свой огромный меч. Робин пристально смотрел на барона: он ждал. Но, наверное, убийство все же совершилось бы, если бы не отворилась дверь, пропустив двух людей. Их головы были обмотаны окровавленным тряпьем, и они передвигались с большим трудом. Одежда их была порвана и испачкана грязью; казалось, они с кем-то подрались, но вряд ли вышли из этой драки победителями. Увидев Робина, они оба удивленно вскрикнули, а Робин, удивленный не менее их, узнал в них оставшихся в живых членов шайки, которая прошлой ночью напала на жилище Гилберта Хэда. Гнев барона дошел до предела, когда они рассказали ему о своей неудаче и о том, что Робин был одним из самых грозных противников, и потому, не дождавшись конца повествования, он с яростью воскликнул:

— Схватить этого негодяя и бросить в темницу! И там он останется до тех пор, пока не расскажет нам все, что знает об Аллане Клере, и на коленях не попросит у нас прощения за свою наглость!.. И не давать ему ни хлеба, ни воды, пусть умрет с голоду!

— Прощайте, барон Фиц-Олвин, — промолвил Робин, — прощайте. Если я должен выйти из тюрьмы, только выполнив эти два условия, то мы больше никогда не увидимся. Так что прощайте навек!

Солдаты начали подталкивать Робина к двери, но он, сопротивляясь, задержался еще немного и, обращаясь к барону, добавил:

— Может, ты будешь настолько добр, благородный господин, что предупредишь Гилберта Хэда, честного и храброго лесника из Шервудского леса, о твоем намерении предоставить мне на некоторое время жилище, но не давать при этом еды?.. Ты мне этим доставил бы большое удовольствие, и я обращаюсь к тебе с этой просьбой, милорд, ведь ты тоже отец и должен понимать треногу отца, не ведающего, что сталось с его сыном или дочерью.

— Тысяча чертей! Заберете вы отсюда этого болтуна?

— О! Не воображай себе, пожалуйста, что я хочу и дальше оставаться в твоем обществе, достославный барон Ноттингем. Наше желание расстаться обоюдно.

Выйдя из покоев барона, Робин во всю силу затянул песню, и его молодой серебристый голос еще звенел под мрачными сводами галерей замка, когда дверь темницы захлопнулась за ним.

Некоторое время пленник прислушивался к шуму, смутно доносившемуся снаружи, и, когда в галереях стихли шаги солдат, он сел и задумался над тем, насколько серьезно его положение.

Гнев и угрозы всевластного владельца замка его не привели в трепет, и благородный юноша думал только о том, что Гилберт и Маргарет будут напрасно ожидать его вечером и на следующий день, а может быть, и дольше, будут беспокоиться и страдать.

Эти грустные мысли разбудили в Робине неодолимое желание обрести свободу, и он стал беспрестанно ходить по тюремной камере, как попавший в неволю львенок; при этом он простукивал пол и стены, оценивал высоту слухового окна и прикидывал, сможет ли он силой, хитростью или ловкостью разбить или отворить окованную железом дверь, ключ от которой, должно быть, находился в руках свирепого стража.

Камера была маленькая, и в стенах ее было всего три отверстия: дверь, маленькое оконце над ней, а напротив — слуховое окно побольше; это окно находилось футах в десяти над полом и было забрано толстой решеткой; вся обстановка состояла из стола, скамейки и охапки соломы.

«Очевидно, барон не столь жесток, как несправедлив, — подумал Робин, — ведь руки и ноги у меня не связаны, воспользуемся этим и поглядим, что там происходит наверху».

И, поставив на стол скамейку вертикально и прислонив ее к стене, Робин добрался до слухового окна.

О счастье! Ухватившись руками за один из прутьев решетки, он понял, что она но железная, а дубовая, и дерево уже источено червями. Он легко расшатал ее, сломать ее тоже будет нетрудно, но даже если она и не поддастся, то прутья в ней расположены редко, и голова его свободно проходит между ними, а он хорошо знал: где голова проходит, тело пройдет обязательно.

Придя в восторг от такого открытия, наш герой счел полезным выяснить, что делается с другой стороны двери и может помешать его побегу: вдруг в коридоре затаился часовой и он явится при малейшем подозрительном шуме?

Поэтому сообразительный узник поставил скамью к двери и заглянул в окошечко над ней. Но он не простоял и доли секунды, поскольку увидел, что вдоль стены галереи к двери крадется солдат, видимо, с целью заглянуть в замочную скважину и проследить, чем занят пленник.

Робин тут же запел самую веселую балладу, и в промежутке между двумя куплетами услышал, как шаги по коридору удаляются, потом осторожно возвращаются, потом снова удаляются и снова возвращаются. Так продолжалось добрых пятнадцать минут.

«Если этот малый, — подумал Робин, — будет вот так гулять взад-вперед всю ночь, то я рискую и до рассвета отсюда не выбраться, ибо не смогу вылезть в окно, чтобы он меня не услышал».

Уже несколько мгновений в галерее царила полная тишина, как будто часовой перестал подглядывать, но Робин, сам опытный охотник, знал все хитрости и рассудил, что в подобном случае лучше доверять глазам, чем ушам, а потому отважился снова заглянуть в оконце над дверью.

И хорошо сделал, потому что вместо одного подглядывающего он увидел двоих, стоявших лицом к лицу и приложивших уши к двери.

В ту же минуту в конце галереи появилась красотка Мод; в одной руке она держала светильник, а в другой несла еще что-то; увидев, как лицо Робина проступает в окошке над головами тюремщиков, она неожиданно вскрикнула.

Легко, как падающий с дерева лист, Робин опустился на пол, с тревогой прислушиваясь к тому, что произойдет в коридоре; к счастью, голос Мод заглушил шум его падения, и он услышал, как девушка за что-то распекает солдат и по-женски многословно объясняет, почему она испугалась и вскрикнула.

Робин поспешил поставить стол и скамью на место, при этом он как можно громче пел, одновременно ломая себе голову над вопросом, зачем это Мод среди ночи бродит по замку. Однако Мод, красотка Мод, вскоре разрешила все его вопросы, потому что, примирительно поговорив с тюремщиками, она, радостно улыбаясь, пошла и камеру и, поставив на стол еду и питье, потребовала, чтобы ее оставили наедине с пленником, ибо ей нужно сказать ему несколько слов.