Николая Кузнецова. Еще одна цитата из того же интервью Клавдии Сакныня:

Для нас даже сейчас удивительно, что Д.Н. Медведев сам, будучи сотрудником органов, все же не имел доступа к личному делу Николая Ивановича и задавался вопросами о его биографии. Отсюда в его книгах, вышедших еще до встречи с родными героя, есть неточности и даже искажения довоенной биографии Николая Ивановича. В частности, чтобы хоть как-то объяснить великолепное знание им немецкого языка, Д.Н. Медведев устами Н. Кузнецова говорит о немецких поселениях рядом с родной деревней Николая Ивановича, чего на самом деле не было.

А ведь о Кузнецове и его подвигах советские люди узнали именно из книг Медведева, который, получается, толком-то и не знал «легенду советской разведки».

Внимательный читатель уже, наверняка, заметил, что количество авторского сарказма в повествовании перешло все границы. Но что делать, если и к оличество странностей, явных нестыковок в этой истории давно перевалило за разумные пределы, а они все не кончаются и не кончаются.

Вновь обратимся к воспоминаниям брата и сестры, написанным в послевоенное время и рассказывающим о себе в третьем лице.

Войсковая часть, в которой служил В. Кузнецов, попала в окружение в Ярцевском районе, Смоленской области. Почти месяц Виктор с товарищами пробирался к своим войскам. Наконец в ночь с 6 на 7 ноября 1941 года группе бойцов удалось под Волоколамском вырваться, откуда всех их, вышедших из окружения, направили на переформирование в город Клязьму.

11 ноября Виктор оказался на Ржевском вокзале в Москве. Несмотря на ранний час, он не утерпел и позвонил на квартиру Николаю. …… Вот подкатило такси, Коля выскочил из него почти на ходу, и они бросились в объятия друг другу. Радости не было предела.

…Николай заставил брата рассказать со всеми подробностями, как их часть попала в «котел», как выходили из окружения, вынес ли он свое оружие, сохранил ли партийный билет?

— Да, я вернулся с оружием и партбилетом, — ответил Виктор. — В пути к своим я прибинтовал билет на всякий случай к ноге… А вот ремень кожаный поясной не донес. Мы съели его во время голодовки в лесу, порезали и сварили в солдатском котелке. Пробирались-то тридцать четыре дня!..

……

— Мне было бы легче узнать, что брат погиб, нежели услышать, что он сдался в плен. Я никогда не сделаю этого. Добровольный плен — это позорная смерть…

Беседуя с братом, Виктор показал ему трофейную безопасную бритву. Николай заинтересовался ею, прочитал фирменную марку, рассмотрел прибор и попросил себе на память. Виктор с радостью подарил брату эту бритву.

Проходя дальнейшую службу под Москвой, Виктор вплоть до июня 1942 года имел возможность довольно часто встречаться с братом. Николай не раз говорил ему при встречах, что он усиленно готовится и в скором времени непосредственно станет участвовать в борьбе с фашистами. …

Авторы представляют опытного уже контрразведчика фанатичным болваном и болтуном. Сначала он желает смерти брату вместо плена, затем клянчит у него какую-то бритву (он же фирменную марку прочитал!), а потом рассказывает, что отправляется в тыл противника. Ладно хоть брату, а не очередному знакомцу из прежних времен. Это так в ГУГБ НКВД хранили тайны?

И, кстати, откуда выходил из окружения Виктор, питаясь ремнем, о чем не преминул сообщить брату (ремень съел, а бритву как трофей не забыл)? Если Смоленск, то, скорее всего, Виктор попал в окружение в начале октября, когда танковые группы Гёпнера и Гота разгромили войска Брянского фронта под командованием генерал-полковника А. Еременко.

11 октября севернее Вязьмы пытались прорваться из окружения силы 19-й и 32-й армии и группа генерала Болдина. Уйти смогла только часть войск, среди них Болдин с небольшой группой, которой удалось оторваться от преследования, и было это как раз в начале ноября под Волоколамском, в полосе 16 армии генерал-лейтенанта К.К. Рокоссовского[17]. После прорыва И.В. Болдин был вызван в Москву, очевидно, среди вышедших с ним был и Виктор Кузнецов.

Почему я так подробно останавливаюсь на этой истории? Терпение, друзья, терпение! Брат и сестра «легенды» пишут несколько удивительных вещей, которые при внимательном чтении вызывают массу вопросов. Впрочем, что бы ни писали о Кузнецове, это в любом случае вызывает массу вопросов.

Первое — это сведения о деятельности контрразведчика, которые относятся к маю 1940 года, когда Николай Кузнецов вовсю занимался соблазнением секретарш, знакомился с иностранными специалистами и делал все это под именем Рудольфа Шмидта.

Николай Иванович напряженно работал на заводе, готовился к экзаменам в институт иностранных языков, занимался переводами сложных технических текстов. Он шел к своей заветной цели. Он готовился стать ученым лингвистом.

Ученым-лингвистом? Еще один поворот. И как это он напряженно работал на заводе, когда Т. Гладков пишет, что гражданин Рудольф Вильгельмович Шмидт на самом деле нигде не работал? Нет, конечно разведчик мог и налгать брату, что он инженер, не будет же он рассказывать ему военные тайны. Правда, в военное время про то, что он летит в тыл врага, рассказал, а в мирное про работу в НКВД — нет. Неаккуратненько.

А сейчас, дамы и господа, наконец-то в нашем повествовании появляется романтическая история. Николай Кузнецов незадолго до войны познакомился с девушкой…

…24 августа в квартире одного из домов на Петровке появился высокий статный молодой человек, в куртке десантника и немецких галифе, обшитых кожаными накладками. Его встретила красивая стройная блондинка.

— Ты так долго не был! — мягко упрекнула она.

— Не обижайся, Ксана. Сегодня мы не принадлежим сами себе. Война… Я пришел проститься.

Он обнял молодую женщину, попытался притянуть ее к себе и поцеловать. Но испуг плеснулся в ее глазах, и блондинка отчужденно отстранилась.

— Ты снова не веришь мне?… — сказал он с обидой в голосе. — Снова подозреваешь?… Завтра меня уже не будет в Москве. Я улетаю.

Женщина настороженно продолжала наблюдать за ним.

Они холодно расстались.

Вот так в стиле дамских романов пишет об этой встрече брат Виктор, через несколько строк называя даму сердца своего брата «Ксения Васильевна Шал-на». А вот, что пишет С. Кузнецов:

«На одной из выставок московских художников Николай Иванович познакомился с обаятельной девушкой, назовем ее Ксения Васильевна».

Ну, давайте назовем.

Из воспоминаний Ксении Васильевны[18]: познакомила меня с ним моя приятельница, художница. Увидев меня, он сказал: «Вы Марлен Дитрих, вы такая красивая и обворожительная, —