Значит, вчера Нолис вернулся на Мельницу со сломанным крылом — убедиться, что с Никосом ничего не случилось. И не испугался! Совсем один, посреди ночи!

Я больше не ходила в убежище Никоса. Сначала у меня болела нога, а затем он уехал из Ламагари. Уехал «куда-то в город», так нам сказала Стаматина.

А в Ламагари целыми днями болтались полицейские, однажды даже к нам в башню пришли и всё обыскали, даже в банке с солью рылись. Одного из них Стаматина знала. Он был толстый-претолстый, и звали его кир Панделис. Когда двое других, те, что с ним были, вышли, кир Панделис задержался ненадолго в кухне — угоститься чашечкой кофе у Стаматины.

— И не стыдно тебе, дурень, — укоряла она его, — шариться по чужим домам?

— Будто бы мне это нужно, — отозвался он. — Нас заставляют. Завтра сказали за детей взяться, посмотреть, во что играют да куда ходят.

Никос вот-вот должен был уехать.

Наше дело было стоять на стреме, пока в дальней бухте кир Андонис не подберет Никоса на свою лодку. Нужно было помочь ему бежать днем, потому что ночью кир Андониса могла остановить для проверки моторка портовых властей: вдруг он ловит рыбу с динамитом.

Однако, узнав новости, кир Андонис заявил, что хватит тянуть резину, Никос должен завтра же исчезнуть. Артеми придумала, как нам обмануть полицейских: сделаем вид, будто бы мы стараемся никому не попасться на глаза, и пойдем в разрушенную крепость. Она стояла и осыпалась себе в совершенно другой стороне от бухты, где кир Андонис должен был подобрать Никоса.

В поисках места для игр мы не так уж часто наведывались в крепость — она была слишком далеко от моря, да и мы немного побаивались ее: все в один голос твердили, что там водятся привидения.

Выдвинулись в самый полдень, когда солнце палило вовсю, и, убедившись, что кир Панделис и другой полицейский пошли за нами, устремились к крепости. Шестьдесят восемь каменных ступенек — вот какое испытание ждет того, кто захочет забраться в крепость.

— Э-э-э-э-э-эй, ребятки! Куда это вы почесали? — крикнул на полпути кир Панделис.

Мы прихватили с собой корзину, ту самую, в которой носили еду Никосу, и демонстративно втаскивали ее по лестнице, чтобы ее хорошенько разглядели все жители Ламагари.

— Это подношения для привидений крепости-и-и-и-и-и! — прокричал Нолис.

Кир Панделис и другой полицейский переглянулись и, пыхтя и отдуваясь, продолжили подъем по лестнице. От крепости остались голые каменные стены и лестница, выходившая на террасу с башенками и бойницами. В середине лестницы — площадка, рядом с которой в стене — небольшой проем, перекрытый ржавой решеткой. Никто не знал, куда он выходит. Втиснувшись в проем, можно было почувствовать прохладный ветерок, но там было так темно, что собственной руки не разглядеть.

— Там внутри наше привидение, — заявили мы Панделису и показали на зияющую темнотой дыру.

Мирто первой засунула голову в проем.

— Говори заклинания! — приказала Артеми.

И Мирто начала вещать:

— ПАВУ ГА ДЕКЕ ЗО НИ…

— Эй, эй, ты! — крикнул кир Панделису его напарник. — А ну останови ее! Она же подает сигнал тому, кто там прячется, чтобы он сбежал.

— Да вы шутите, господин полицейский, — скорчила гримаску Артеми. — Это заклинания, чтобы привидение смилостивилось. Призрак никогда не покидает Башню!

— А ну пошли обыщем тут все, — подтолкнул кир Панделиса его товарищ.

Похоже, кир Панделис не испытывал ни малейшего желания лезть в эту дыру. Но его напарник уже исчез внутри. Кир Панделис попытался зажечь спичку.

— Зря стараетесь, — заметил Нолис, — ветерок из прохода все равно ее погасит. Призраки не выносят света!

— Пандели-и-ис! Ты идешь? — послышался откуда-то из глубины голос второго полицейского.

— Иду-иду, — вяло отозвался кир Панделис.

Он перекрестился и тоже нырнул внутрь.

А мы быстренько поднялись по лестнице и вывалились на террасу.

Внизу, вдалеке от нас, простиралось море. Маленькая лодочка под ослепительно белым парусом уже уходила вдаль. На «Кристаллии» был и красный парус, но мы с кир Андонисом условились: если все пройдет благополучно, он поднимет белый. И кир Андонис — в отличие от Тезея — ничего не перепутал.

Вскоре снизу послышалось безудержное чихание. Это кир Панделис и второй полицейский выбирались из дыры. Тяжелые солдатские ботинки загрохотали по плитам, которыми был выложен пол во дворе крепости, — грап-грап. Мы пригнулись к одной из бойниц и тайком наблюдали за ними. Кир Панделис вытащил чудовищных размеров красный носовой платок и прочистил нос.

— Не знаю, что там с призраками, их тут нет как нет, а вот простудой Панделис теперь обеспечен! — услышали мы его голос.

За все лето точно не было игры веселее! Впрочем, это было последнее наше развлечение в Ламагари. Время, оставшееся до отъезда в город и начала занятий в школе, прошло ужасно скучно. Без Никоса, без леопарда, даже без секретов! И ничегошеньки интересного не происходило вплоть до того момента, когда мы сели в «Кристаллию», чтобы вернуться в город; ну, если не считать происшествия с вишневой шляпкой Артеми, которую море решило оставить себе. Волны отогнали ее так далеко, что нам туда уже было не доплыть — слишком глубоко. Нам оставалось только смотреть, как она плывет вдали — словно гигантская ядовитая медуза.

С Нолисом и Артеми мы будем видеться всю зиму, ведь дедушка занимался с Нолисом через день, что позволяло тому каждый год сдавать экзамены как «обучающемуся на дому». Наверное, это трудно — ездить туда-обратно и в дождь, и в стужу, но Нолис ничего не боится и, когда вырастет, станет как Никос. Это знаем только я и Нолис. С того момента, как я поранила ногу, мы с Нолисом стали близкими друзьями. Он рассказывает мне все свои секреты. В один из дней и его тоже вызвали в участок и спрашивали про Никоса. Там ему и сказали, что же это за «другое дело», о котором говорила Стаматина, имея в виду Никоса.

— Э, раз Никос повстанец, — так ему сказали полицейские, — то и я буду, когда вырасту, — признался Нолис и заставил меня поклясться, что я никому этого не расскажу, даже Мирто. По правде говоря, я ужасно расстроилась, что не могу поделиться секретом с Мирто. Впервые у меня появились тайны от нее. Весело держать что-то в секрете от взрослых, скрывать то, что знают только ребята. Но узнать о чем-то и дать слово, что не скажешь никому, даже сестре, — это мне совсем не нравится! Когда мы укладывались спать, еще до того как говорили: «ОЧПЕЧА, ОЧСЧА», — я все время боялась, что, сама того не желая, не сдержусь и разболтаю сестре тайну Нолиса.

Поэтому, чтобы хоть как-то облегчить свою жизнь, я поступила, как цирюльник Мидаса. Выкопала ямку в песке и трижды прокричала в нее: «Нолис станет повстанцем». После чего хорошенько ее засыпала мокрым песком и затоптала. Но той ночью я так и не смогла уснуть — от страха. Я все думала: а вдруг вырастет какой-нибудь тростник, и его листочки, качаясь на ветру, будут нашептывать мой секрет.