Леонид Антонович был в хорошем расположении духа, какое обычно бывает в день зарплаты, если зарплата хорошая. У Прыгунова с тех пор, как он распрощался с Институтом генетики, была хорошая зарплата, и сегодня он получил ее в очередной раз.

Леонид Антонович прибыл домой специально пораньше именно по этой причине. Одно из отделений секретера в его кабинете таило удачно спрятанный небольшой сейф, о котором не знала даже супруга. Хотя, собственно говоря, при чем здесь это неуместное словечко "даже"? Леонид Антонович не хотел, чтобы о его тайне стало известно супруге, ничуть не меньше, чем он не хотел, чтобы об этом стало известно всем прочим, включая надзирающие органы. Напевая только что изобретенную незамысловатую мелодию и слегка пританцовывая ногами, уже вставленными в тапочки, Прыгунов двинулся навстречу приятным ощущениям.

В эту минуту совершенно некстати зазвонил телефон. Леонид Антонович состроил гримасу, заколебался, но всё же трубку снял. Тут же его лицо исказило воспоминание то ли о зубной боли, то ли о завороте кишок. Потому что в телефоне был милиционер Комов.

— Леонид Антонович?

— Ну, — выдавил Прыгунов.

— Не помешал?

— Не хочу вам врать.

— Извините, должен кое о чем вас спросить.

— Надеюсь, наша беседа не затянется, — сухо заметил Леонид Антонович.

— Нисколько. Скажите, вы никаких странных дел у себя дома не замечали?

— О чем вы?

— Ну… что-нибудь необычное. Какие-нибудь странные… дела.

— Нельзя ли конкретнее? — спросил Прыгунов, раздражаясь.

— Я и говорю конкретно: что-нибудь странное. Звуков, к примеру, посторонних в квартире не слышите?..

— У вас имеются сведения, что мою квартиру хотят… гробануть? — спросил Леонид Антонович слегка похолодевшими губами.

— Нет, никакой оперативной информацией на этот счет не располагаю.

— Так какого же черта, гражданин следователь? Вы мне надоели!

— А мышиного помета случайно не видели? — закричало в трубке, но Леонид Антонович уже бросил ее на телефон.

Некоторое время он фыркал, выпуская злобный пар. Успокоившись, направился к секретеру, открыл дверку бокового отделения и с замиранием сердца нащупал секретные щеколды. Раздались два интимных щелчка — и задняя стенка осталась в руках у Прыгунова. То, что таилось под ней в глубине секретера, как бы стояло у Леонида Антоновича перед глазами: дверца сейфа с кнопочками шифра. Аккуратно поставив панель на пол, Прыгунов жестом хирурга размял пальцы и уже было потянулся ими в таинственные недра, но вдруг напрягся. Ему показалось, что за ним наблюдают чужие глаза. Мягко ступая, он обошел всю квартиру, насторожив глаза и уши. Не обнаружив ничего подозрительного, он списал нервозность на дурацкий звонок:

— Мент поганый! Задурил мозги своей ерундой!

Набрав семизначный код, Леонид Антонович повернул плоское кольцо — и пружина со всхлипом освободила дверцу. Свершилось! Прыгунов извлек из-за дверцы несколько свертков характерной формы и разложил на письменном столе. Затем из пиджака достал пачку листков того же формата, ни во что не завернутых, так что весь интерьер прыгуновской квартиры был открыт внимательному, слегка прищуренному взгляду длинноволосого человека, выглядывающего из овала.

— Поросяточки!.. — прошептал Леонид Антонович, лаская взглядом образовавшийся на столе пасьянс.

После этого он занялся любимым делом: пересчетом зеленых бумажек.

А между тем следователь Комов не зря беспокоился: всё это время за Прыгуновым наблюдали внимательные глаза. И вот уже серая тень на углу подняла зажатый в лапке сахарный осколок и засигналила им в воздухе: влево-вправо. Тут же ответную отмашку дали на мягком диванчике в кухне, а несколько секунд спустя еще один сигнальщик появился на кухонном столе, и там замелькал очередной сахар.

За решеткой приняли сигнал. На миг поднялась бешеная суета, после чего почти все мыши ринулись в темную даль вентиляционного короба и пропали. Остались лишь несколько, в том числе двое в шлемах из пинг-понговых шариков. Тот, что командовал, обнял их и пропищал:

(

Пилоты (а это были они) откозыряли, надели летные очки из полосок прозрачного скотча и, вскарабкавшись на агрегат, опустили свои тела в эргономичные кресла на мягкие подушечки презервативов.

В это время другие мыши длинными карандашами с ластиками на концах нажали на решетку; подпиленная алмазной пилкой мадам Прыгуновой пластмасса хрустнула и поддалась напору. Решетка рухнула вниз, но не упала, а с еле слышным шуршанием закачалась на заботливо привязанной нитке. Трехпалая лапка нажала на педаль… точнее на канцелярскую кнопку, найденную за плинтусом в квартире № 14.

Оставшиеся мыши кинулись прочь. И вовремя. Потому что пружина из дамской шпильки (квартира № 7) тут же потащила рычаг — вязальный крючок (квартира № 28), после чего две пары баллонов (один из них — дезодорант "Цветочный сад", принадлежавший Дарье Ананьевне Супониной-Груздевой) пустили четыре мощных струи. Послышалось змеиное шипение; вентиляционная труба наполнилась вихрем, в котором взвились хлопья пыли, полетел мелкий мусор. Сквозь этот адский занавес было видно, как корабль дрогнул и начал неуверенно подниматься, опасно покачиваясь. Потом ударила продольная струя, которая сбила с ног героического командира, и корабль вылетел наружу.

Здесь, в воздушном океане кухни, стало заметно, что летел он, слегка накренившись. И немудрено, поскольку, как вы понимаете, совершенно невозможно найти одинаковые по мощности дезодоранты у жильцов, обладающих совершенно разными пристрастиями и вкусами. Но всё же он летел!

Леонид Антонович, конечно, услышал странный неприятный звук, доносящийся из кухни, и забеспокоился. Он даже догадался, что на всякий случай следовало бы убрать "поросеночков" обратно в хлев. Но сделать этого не успел, поскольку яд изумления и ужаса парализовал его организм, когда в комнату, оставляя длинный, быстро растворяющийся в воздухе зеленоватый след, влетел уже известный нам агрегат и сделал под потолком неправильный круг, едва избежав столкновения с люстрой. После этого корабль заложил такой крутой вираж, что всё вокруг заволокло прозрачным дымом. Леонид Антонович, помертвев, следил за тем, как гадский неопознанный объект выписал петлю возле его головы. Потом в лицо ему пустили струю чего-то ужасного, нестерпимо пахнущего сиренью. Вследствие этого Прыгунов был вынужден схватиться за собственные глаза и уже не видел, как по комнате зашныряли вроде бы тени, не слышал раздающееся время от времени возбужденное попискивание. Не видел он и то, как выдохся один из тяговых аэрозолей, корабль опасно перекосило и пилоты были вынуждены совершить аварийную посадку в вазу с цветами.

Когда Леонид Антонович, шарахаясь об углы и тихо подвывая, добрался до ванной, кое-как восстановил себе зрение текущей водой и вернулся обратно, то вместо "поросеночков" на столе лежали только их полиэтиленовые и бумажные шкурки. Все приятные взгляду бумажки с изображением солидного задумчивого мужчины исчезли.