class="p1">У нас кончатся деньги. Нам придется есть на ужин одни консервированные супы. Мы потеряем дом. Папа собирается получить опеку надо мной и моей сестрой.

В моем уме все эти события были совершенно реальны, и я уверена, что в ее уме тоже. Но на самом деле они оказались вымыслом. Ничего из этого не произошло.

Те события, о которых мы переживаем, обычно не происходят, потому что мы беспокоимся не о том, что делается во внешнем мире. Беспокойство – это созданные воображением драматические истории и образы, которые мы путаем с реальностью.

Беспокойство – это естественный продукт эволюции. Мозгу современного человека около двухсот тысяч лет, то есть он учился выживать в условиях, которые окружали наших предков двести тысяч лет назад. Тогда шансов на выживание в лучшем случае было немного. Человеку угрожали такие физические опасности, как голод, хищники, атмосферные явления, что требовало от него постоянной бдительности. Когда человек двести тысяч лет назад испытывал страх, он служил ему адаптивной реакцией, предупреждающей об опасности прямой физической угрозы. Для защиты необходимо было предпринять понятное и очевидное действие, и, как только человек выполнял это действие, страх сходил на нет. Ученые называют эти условия средой с немедленной отдачей, так как вы получаете немедленную выгоду от своих действий (Martin, 1999). Предки современного человека в конкретный момент следовали врожденным инстинктам и в следующий момент мгновенно получали награду в форме выживания.

Наш мозг не претерпел особых изменений за прошедшие двести тысяч лет, но окружающий мир стал другим. Сегодня мы живем в условиях, которые ученые-эволюционисты называют средой с отложенной отдачей (Leary and Cottrell, 1999). Нашему выживанию мало что угрожает, а большинство действий, например работать до зарплаты, купить продуктов на завтрашний ужин, не дают немедленного эффекта. Это не вопросы жизни и смерти, и они не вознаграждаются мгновенно. Приложенные усилия оправдываются только в будущем.

Так как среда изменилась намного быстрее, чем наш мозг, то мы испытываем легкий дисбаланс. Мозг до сих пор ведет себя так, будто мы рискуем умереть от голода или в любой момент можем стать добычей гиены, даже когда в холодильнике полно еды, а гиен мы видим только в зоопарке. Сегодня наш ум тоже кричит от страха, но практически всегда делает это не в ответ на настоящую опасность. Мы не можем предпринять молниеносных действий, поэтому возникший страх не сходит на нет, как это было в среде с немедленной отдачей. Вы не можете решить проблему, которая существует только в воображении, поэтому облегчение не наступает.

Когда перед вами не стоит реальная угроза, ум начинает интерпретировать страх иначе, представляя, что может случиться плохого. Как мы уже успели убедиться, стоит только уму начать блуждать в поисках воображаемых несчастий, он без труда заполняет пробелы и сам отвечает на свои вопросы. Его ответы недостоверны, но, так как ум терпеть не может неопределенность, он все равно делает прогнозы, не заботясь об их точности. Оправданное эволюцией адаптивное чувство страха, которое в среде с немедленной отдачей спасало нашим предкам жизнь, сегодня превратилось в хроническое беспокойство и тревогу о том, чего в реальности не существует в относительно безопасном мире.

Кажется, что мы беспокоимся о фактически происходящих с нами событиях, потому что байки ума переплетаются со входящей сенсорной информацией. Давайте представим, что моя мама однажды увидела остаток на счете на квитанции из банка. Цифры на квитанции – это объективная вещь из окружающего мира, которую воспринял ее ум. Но буквально все, чем ум занимался с того момента, было креативным процессом, нацеленным на обретение смысла и определенности. В одно мгновение он подсчитал рост текущих расходов или представил, как сумма на счету исчезает и никогда не вырастает снова. Отталкиваясь от нулевого баланса (существовавшего только в воображении), ум творчески домыслил следующие этапы – например, нам не хватает денег на еду и одежду, у нас отнимают дом. Так как ум любит наделять происходящее смыслами и связывать его с нами, ум моей мамы без колебаний сделал предположение, что цифра на бумажке означает для нашего будущего.

Мы отправляемся в мысленное путешествие, пока ум опутывает нас детализированными и эмоциональными историями. Не успев опомниться, мама уже увидела, как мы живем под мостом, питаемся консервами, носим одежду с чужого плеча, и даже не заподозрила, что все это плоды ее воображения. Казалось, что так выглядит неизбежная реальность.

Учитывая ее психическое состояние и наивную веру в то, что тяжелые, страшные чувства рисовали перед ней не вымысел, а факты, она думала, что, вероятнее всего, ее беспокойства оправдаются.

Ум создает нашу реальность и потом говорит: «Я этого не делал». Он приводит то, что считает доказательством, и объявляет: «Эта цифра реальна! Посмотри, написано черным по белому!» В испуганном состоянии мы, не сомневаясь, принимаем эти тревоги за правду.

Когда ваши представления сбываются во внешнем мире – как если бы мы с мамой и сестрой потеряли дом и оказались под мостом, – это происходит не потому, что ум обо всем знал заранее. Жизнь разворачивается от момента к моменту – будущего не существует. Есть только ум, который прямо сейчас выдумывает истории и образы и проецирует их на то, что ждет «впереди», на «будущее».

«Впереди» и «будущее» – не реальные вещи, а созданные умом концепции. Это мысли.

Когда мне исполнилось шесть, я уже научилась первоклассно беспокоиться. Долгие годы я представляла, как мама умирает в аварии на дороге. Каждый раз, когда она оставляла нас с няней на вечер, я была уверена, что она больше никогда не вернется. Я заставляла себя не спать до тех пор, пока не откроется дверь гаража и свет фар не заблестит в окне моей комнаты.

Я беспокоилась, как мои близкие себя чувствовали, переживала за животных, друзей и оценки в школе. Я беспокоилась о своем здоровье. Бывает же, что у детей моего возраста обнаруживают опухоли в мозге?

Ум так часто обращался к этим темам, что со временем они превратились в белый шум – точно так же я привыкла не замечать грохот поезда, который проносился мимо моих окон. Хотя я не всегда слышала свои тревоги как осознанные мысли, я их чувствовала. Я ощущала беспокойство в форме нервных подергиваний, тошноты, головной боли, кошмаров и бессонницы.

Если бы я знала, как устроены чувства, то заподозрила бы, что они подменяют истину воображаемыми сюжетами. Но я не знала принципа работы чувств, поэтому физическое и эмоциональное тревожное состояние стало еще одним поводом для беспокойства. Чем сильнее я тревожилась, тем правдивее и жизнеспособнее казались мои страшные предположения, тем серьезнее я к