Его озабоченность ущемлением политических прав Финляндии тоже была не по вкусу национальному большинству Думы.

Пост вице-президента не был ложем, усыпанным розами. Вскоре после открытия 3-й Думы стало известно, что один из ее членов, избранный благодаря влиянию правительства, был, по мнению моего мужа, абсолютно некомпетентен.

Муж предложил Столыпину поднять вопрос об отставке этого члена, добавив, что если не он, то Дума сама это сделает. Столыпин отказался и заметил, что национальное большинство в Думе не согласится отменить результаты выборов одного члена, который, несмотря на свою фамилию (Шмидт), был защитником русских в наполовину польской провинции (Минск).

После этого муж взял инициативу в свои руки, и большинство Думы проголосовало, чтобы названный член покинул Думу. Перед тем как сделать это, Александр ушел с поста вице-спикера. Правда, вскоре после этого он был вновь на него переизбран.

(Два года спустя в дипломатической переписке барона де Стааля, русского посланника в Лондоне (1886–1902), муж встретил доклады, датированные маем 1890 года, со ссылкой на Г. Шмидта).

(Речь идет о Густаве Шмидте, морском офицере. В 1891 году он был признан виновным в передаче германскому атташе информации об укреплениях крепости Кронштадт, за что получил 750 рублей. Военно-морской суд приговорил его к лишению всех прав и ссылке в Сибирь. Через несколько лет Шмидт был помилован Государем, специальным указом из его послужного списка было изъято упоминание о проступке. После событий 1905 года Шмидт, восстановленный в звании, начал активно заниматься политикой и был избран членом Третьей Государственной Думы от русского населения Минской губернии. Когда о прошлом Шмидта стало известно, он был исключен из числа депутатов. Умер в 1909 году. — Прим. перевод.)

По этому случаю была шумная сцена в Думе. Причиной стало непарламентское выражение, с которым обратился к своим оппонентам архиепископ Евлогий (на сегодня он является митрополитом всей Русской Церкви за рубежом).

(Архиепископ Евлогий был членом 2-й и 3-й Государственных Дум. В 1920 году эмигрировал из Новороссийска в Константинополь, а оттуда в Белград. В 1922 году переехал в Париж, где стал одним из организаторов Свято-Сергиевского богословского православного института. Скончался 8 августа 1946 года в Париже. — Прим. перевод.)

Мой муж, как вице-спикер, счел себя обязанным строго, но очень учтиво, призвать его преосвященство к порядку. В связи с этим крайне правые подняли большой шум. Один из них, священник, своим крестом так бил по столу, что сломал его.

Заседание было приостановлено. То, что произошло далее, очень характеризует моего мужа: он спокойно покинул здание Думы и отправился играть в теннис.

Через несколько месяцев после этого инцидента один из священников, который принимал участие в беспорядках, подошел к моему мужу и извинился, сказав, что вел бы себя совсем иначе, если бы понимал и смог оценить тогда, как сделал сейчас, истинный характер вице-спикера.

Один из наших друзей, М. Стахович, со смехом заметил Александру, что «святые никогда не бывают хорошими политиками».

(последний абзац зачеркнут)

Политика немного вошла в атмосферу нашей домашней жизни в Петербурге. Я большую часть времени бывала одна и по вечерам ходила играть в бридж к принцессе Ольденбургской, которая, о Боже, была к этому моменту инвалидом — ее парализовало практически сразу же после моей свадьбы.

С мая по октябрь мы обычно проводили время в Клейн Рупе (Mas Straupe на латышском). Четыре недели каникул на Рождество, четыре на Пасху и три дня на Троицу мы также проводили там.

На короткое время каждое лето я отправлялась в Петергоф к Ольденбургским, пока мой муж находился за границей у своей матери.

Летом 1908 года, во время ежегодного визита мужа в Веймар, мой брат Георгий, его жена и несколько племянниц и племянников присоединились ко мне в Клейн Рупе. Это было чудное время, большую часть которого мы провели на реке.

Из Клейн Рупа Георгий с женой отправились в Петербург, где им нанес визит старинный друг моего брата Михаила — князь Хилков. Князь был строгий последователь Толстого и зачастую сам страдал из-за своих принципов. Однажды полиция провела в его доме обыск. Мать Хилкова, подчиняясь властям, увела детей князя из дома.

Тем ноябрем Георгий и Эло, следуя обратно на Кавказ, попали в жуткий шторм на Черном море. Черное море вообще славится неожиданными и сильными штормами. И в этот раз оно просто подтвердило свою репутацию. Было так холодно, что брызги волн превращались в кубики льда, едва коснувшись палубы. Из-за этого корабль больше походил на льдину и едва не затонул.

Два печальных события произошли в нашей семье перед Великой войной: убийство Столыпина и смерть моей невестки.

Столыпин был двоюродным братом моего мужа. Их матери были дочерьми князя Михаила Горчакова, который сменил Меншикова в командовании Русской Армией на Крымской войне. Затем Горчаков стал Наместником в Польше, и так получилось, что аккурат во время его пребывания на этом посту (он заступил в 1861 году) началась подготовка известных революционных событий, разразившихся в 1863 году. Сам Горчаков умер в 1861 году.

Член Государственной Думы от Польши Дмановский, которого мы встретили в Лондоне в 1916 году, сообщил нам, что смерть Столыпина стала первым политическим убийством в России, в котором социалисты-революционеры отрицали свое участие.

Потом появились основания для подозрения в организации этого убийства саму полицию. Если трагедия и не была непосредственно спровоцирована полицией, то могла случиться лишь при преступной халатности с ее стороны.

(Покушение на Столыпина произошло 1 сентября 1911 года в Киеве, где премьер-министр находился вместе с Царской Семьей по случаю открытия памятника Александру Второму. Террорист выстрелил в Столыпина в театре, где тот присутствовал на спектакле «Сказка о царе Салтане». Через несколько дней премьер-министр скончался. — Прим. перевод.)

В начале 1912 года я отправилась в Одессу, чтобы находиться рядом с моей невесткой, которой предстояла операция по удалению раковой опухоли.

После визита к Эло я поехала в Гагры к принцам Ольденбургским, которые в это время там находились.

Было очень интересно увидеть результаты «творчества» принца по прошествии десяти лет. Теперь в Гаграх был новый отель, возведенный по последним европейским стандартам комфорта и роскоши. На каждые две комнаты была своя ванная. На фронтоне висели часы, которые работали от электричества, и был разбит сад с банановыми деревьями. Гагры превратились в миниатюрный современный европейский курорт всего за десять лет!

Принц теперь жил в собственном доме, построенном из местного серого камня. И было забавно вспоминать о маленькой деревянной хижине, которая всего десять лет назад стояла на этом месте.