Совсем «не на своем месте» оказывается и 7-я танковая дивизия 6-го мехкорпуса. Делегаты штаба фронта обнаруживают ее (судя по контексту донесения, предположительно 24–25 июня) «на марше между Волковыск и Барановичи», но в известном докладе командир дивизии генерал-майор Борзилов утверждает, что он лишь «в ночь с 26 на 27.6 переправился через р. Свислочь восточнее м. Крынки». Далее, «на переправах [через р. Россь] у Волковыска» штаб дивизии оказался, если верить докладу Борзилова, еще позднее, «к исходу 27 июня», а в «в леса восточнее Слоним» остатки дивизии отошли еще позднее: «29.6 в 11 часов».

По поводу воевавшей (или не воевавшей?) справа от него 4-й танковой дивизии Борзилов в своем докладе обронил лишь одну-единственную фразу: «по предварительным данным 4 ТД 6-го корпуса в ночь с 25 на 26.6 отошла за р. Свислочь, благодаря чему был открыт фланг 36-й кавдивизии». Если это правда, и 25 июня 4-я тд все еще была западнее реки Свислочь, то кто и как оказался вечером 24 июня в районе Лебежаны, Новая Мышь? Еще несколько слов, связанных с действиями 4-й танковой дивизии, обнаруживаются в докладе (составлен в начале августа 1941 г.) командира 11-го мехкорпуса генерал-майора Мостовенко: «Наступление 6 МК успеха не имело. 4 ТД продвинулась до Кузница и стала отходить». (ЦАМО, ф. 38, оп. 11360, д. 2, л. 288.) Судя по контексту доклада, происходило это движение «туда-сюда» 24–25 июня.

Цитировать обрывки чужих (по отношению к штабу 4-й тд) донесений приходится потому, что от самой дивизии, да и от всего 6-го мехкорпуса, никаких документов практически не осталось. Архивные фонды корпуса и входивших в его состав дивизий (4-я и 7-я танковые, 29-я моторизованная) девственно чисты, оперативных документов первой недели войны просто нет (а второй недели для этих соединений уже и не было). Все это очень странно, принимая во внимание, что по штатному расписанию в составе Управления мехкорпуса числятся 11 писарей и еще 13 человек, должность которых обозначена как «заведующий делопроизводством» – было кому записать оперативную сводку, было и кому ее подготовить (96 человек старшего начсостава). В такой ситуации уже сам факт отсутствия документов достаточно красноречив…

К несчастью для страны – и к облегчению жизни современных историков – на поле боя был еще и противник. Немецких документов лета 41-го года сохранилось очень много, и в последние годы они постепенно становятся доступны российскому читателю. Из немецких документов со всей определенностью следует, что двухдневное (24–25 июня) сражение в районе Кузница, Сокулка, Индура в реальности было и какие-то советские танки упорно атаковали позиции 256-й и 162-й пехотных дивизий вермахта (в Журнале боевых действий 20-го армейского корпуса вермахта читаем: «12 мощных танковых атак противника с юго-западного и юго-восточного направлений остановили наступление дивизии»). Все в Новую Мышь не убежали… Сохранился и исключительно ценный для нашей темы документ: отчет о допросе захваченного в плен командира 4-й танковой дивизии генерал-майора Потатурчева (опубликован в «ВИЖ» № 8 за 2011 г.)

Пленный весьма охотно давал показания, чем немало удивил самих допрашивающих («На просьбу вкратце описать основные принципы использования русских танковых войск он попросил лист бумаги и нарисовал приложенную схему… Со своеобразной гордостью и чувством удовлетворенности экзаменуемого на экзамене по тактике он после завершения рисунка откинулся назад на стуле… Примечательно, что он охотно дает данные о своей дивизии, ее структуре и боевом применении, о тактических основах действий русских танковых сил. Ему, по-видимому, совершенно не приходит в голову, что тем самым он – с нашей точки зрения – нарушает священнейший долг офицера. У него отсутствует сознание национальной чести и долга, которое является у нас само собой разумеющимся…»).

Я привел эту пространную цитату вовсе не для того, чтобы «кинуть камень» в погибшего генерала – за свои прегрешения Потатурчев расплатился полной мерой, не дай бог такого никому (умер во время следствия в тюрьме НКВД). Важно другое: пленный вовсе не пытался изобразить себя перед немцами эдаким «рыцарем без страха и упрека», и если бы он вместе со своим штабом уже 23 июня рванул на восток, то и стесняться рассказывать про это едва ли стал. Однако на схеме дислокации и боевых действий дивизии, собственноручно нарисованной Потатурчевым для немцев, вполне отчетливо видны даты: 22 июня дивизия у Белостока, 23-го штаб укрылся в лесу между Белосток и Грудек, 24 и 25 июня 4-я тд атакует в полосе Индура, Кузница, имея на левом фланге 7-ю тд; отход за реку Свислочь и далее на Волковыск датирован на схеме 26 и 27 июня. В целом, все совпадает с описанием событий в докладе командира 7-й тд генерала Борзилова.

Тут, правда, возникает интересный вопрос: а откуда сам Потатурчев узнал то, что рассказал и нарисовал немцам?

Командный пункт дивизии находился в дремучем лесу (Супрасльская пуща) западнее Гродека, это изображено на схеме и прямым текстом подтверждается протоколом допроса («КП находился у Гродека»). От места расположения штаба до поля боя – более 40 километров; до слуха командира не доносилась даже отдаленная канонада. «Относительно схемы подчинения и передачи приказов он не смог дать четких показаний… Связь осуществлялась с помощью бронеавтомобилей. Радиосвязь не использовалась, чтобы исключить подслушивание и пеленгацию со стороны немцев». Командование дивизии замаскировалось от пеленгации столь тщательно, что Потатурчев даже не знал о том, что вечером 25 июня мехкорпус получил приказ на отход к рубежу реки Щара («У него был строжайший приказ не отступать. Вследствие обхода и окружения двигавшимися из Гродно на Волковыск немецкими войсками дивизия вынуждена была отступать и в ходе сражения в районе Белостока была рассеяна и полностью разгромлена. 30.06 он вместе с несколькими солдатами и офицерами покинул уже не существовавшее соединение»).

Стоит обратить внимание на еще один момент. «На вопрос о том, насколько успешными были действия немецкой авиации против танков, он ответил, что во время ее удара по колонне из 16 танков ни один не получил повреждений. Прямых попаданий бомб не было, а осколки не оказали никакого воздействия». Технически все верно, но на предыдущей странице Потатурчев заявляет, что «уже в первые дни части его дивизии оказались разгромлены германскими военно-воздушными силами». Так что же было на самом деле?

На мой взгляд, имеющиеся обрывки документальной информации позволяют реконструировать события следующим образом. 22 июня 1941 г. началась война. Через пару дней 4-я танковая дивизия – так же, как и весь 6-й мехкорпус в целом – превратилась в добровольческое соединение. Каждый по своей воле делал то, что хотел; всякое централизованное управление пропало вовсе (в скобках заметим, что пресловутые немецкие диверсанты, «перерезавшие все провода», к этой потере управления прямого отношения не имели – в мехкорпусе числилось 5 радиостанций РСБ (дальность связи до 200 км), 46 радиостанций 5АК (дальность связи до 50 км) и 51 «батальонная» рация 6ПК и РБ; как все это богатство использовалось – см. выше).

4-я танковая распалась на три, точнее говоря – даже четыре, не связанные друг с другом группы. Первую составило командование и штаб, замаскировавшиеся в глухом лесу, отключившие радиосвязь и обменивавшиеся со своими подчиненными записками, передаваемыми посыльными на бронеавтомобилях. Вторая группа с отчаянным упорством, без должной координации действий, без связи и взаимодействия с собственной артиллерией и пехотой, атаковала немцев у Кузницы. Третья без долгих колебаний ломанулась на восток, и уже вечером 24 июня успешно добралась до Барановичей. А четвертую составили экипажи бесчисленных танков, бронеавтомобилей, мотоциклов, автомобилей, заваливших брошенной техникой всю дорогу от Волковыска до Слонима (на сей счет есть великое множество документальных, мемуарных и фотографических свидетельств).