На следующей неделе Изола с нечесаными волосами, словно у героини японского мультфильма, сидела в конце подъездной дорожки и не сводила глаз со страниц книги.

Эдгар заехал на скейтборде во двор, поздоровался с Изолой и продолжил кататься туда-сюда по асфальту. Влажные дубовые листья застревали в колесах и цеплялись за джинсы. Он едва не упал, наехав на скрытую листвой ветку. «Будь крутым, Эдгар», – твердил он себе, восстанавливая равновесие и ожидая, когда же Изола Уайльд с ним заговорит.

Прокатавшись и прождав ровно пятнадцать минут, он взял доску под мышку и подошел к Изоле. Она даже не подняла головы, когда его тень упала на копну ее волос.

– Эй, Изола, можно один вопрос?

Изола подняла на него прищуренный взгляд:

– Да?

– Почему ты живешь здесь, на опушке глухой чащи и все такое?

Словно сошедшие с натюрморта губы Изолы слегка растянулись в улыбке.

– Раньше мы жили посреди леса, но городской совет заставил нас переехать. Пряничные домики не подходят для социально ответственной жизни.

– А, – понимающе постучал себя по носу Эдгар. – Значит, ты ведьма.

– Так говорят.

Эдгар рассмеялся, но Изола его не поддержала.

Он передвинул скейтборд, чтобы она рассмотрела его повнимательнее. Доска была ярко-розовой – точная копия летающего скейта из фильма «Назад в будущее-2». Локти Эдварда пестрели красными шрамами от эффектных падений.

– А ты откуда переехал? – спросила Изола, щурясь против солнца.

Эдгар сел рядом с ней, закрыв собой ослепляющие лучи, и указал на дальние холмы.

– С другой стороны долины. Всего двадцать минут езды отсюда. Даже школу менять не пришлось.

– А почему вы переехали?

– Моя мама – потомственная хиппи. В ее свидетельстве о рождении записано «Цветок Лотоса».

Узкие губы Изолы вновь растянулись в улыбке.

– И?

– Около нашего дома начали строить радиовышку. Мама свято верила, что нам во сне поджарят мозги. Она на полном серьезе думала сделать для нас шапочки из фольги.

– И перевезла вас сюда из соображений здоровья и безопасности? – хмыкнула Изола, словно услышав в его словах какую-то иронию.

– Что?

– Да ничего. – Она забросила книгу в траву и с любопытством посмотрела на Эдгара. – Как тебя зовут по-настоягцему?

Эдгар насмешливо приподнял бровь и надменно процедил:

– Да я же знаменит! По-моему, ты говорила, что читала все мои книжки. – Он принялся очищать колесные оси скейтборда от листьев. – Эдгар Ллевеллин. И вполовину не так оригинально, как Изола Уайльд.

– Это вовсе не оригинально. Мама назвала меня в честь сестры Оскара Уайльда.

– Да ладно? Она тоже была писательницей? Чем она занималась?

– Ничем, – подавленно вздохнула Изола. – По крайней мере, я об этом ничего не знаю. Она умерла совсем юной.

– Как и все лучшие люди, – добавил Эдгар.

Вдалеке раздался рев, словно где-то просыпалось чудовище. Верхушки деревьев испуганно затрепетали.

– Это машина? – недоверчиво спросил Эдгар и тут же добавил: – Странно, неужели я прожил тут всего месяц и уже настолько отвык от звуков цивилизации?

Он вытянул шею, когда вдали показался автомобиль, движущийся по извилистой дороге в объезд леса. Сквозь клубы пыли проглядывал ржавый красный металл; к крыше были привязаны две доски для серфинга.

– Ага, – кивнула Изола, и лицо ее против воли озарилось улыбкой.

Автомобильный динозавр описал круг вокруг дома номер тридцать шесть и резко въехал на подъездную дорожку. Из водительской двери вышел парень с бледной от сидения в четырех стенах кожей и мокрыми после душа волосами.

– Джейми Соммервелл! – окликнула его Изола. – Как тебя занесло в эту глухомань?

Парень нервно побарабанил пальцами по крыше автомобиля.

– Давай, Изола. – Он сел обратно в машину, наклонился и распахнул пассажирскую дверь. – Сегодня вроде нормальная погода для серфинга. – Он похлопал по потрескавшемуся кожаному сиденью. – Садись, красотка.

– Ты же знаешь, что у меня почасовая оплата?

– В какой валюте, банкнотах «Монополии»?

Изола завела глаза под лоб так театрально, что они едва не выкатились на асфальт, словно шарики из голубого мрамора, и махнула рукой в сторону машины.

– Эдгар, это Джеймс. Обычно он ведет себя не так по-свински.

Парень в машине резко кивнул Эдгару, перевел взгляд на Изолу и предупредил:

– Карета отправляется, Зола.

– Погоди! – Она вскочила, отряхнула юбку от пыли и поспешила скрыться в доме.

Джеймс и Эдгар посмотрели друг на друга.

– Ничего машина, – похвалил Эдгар.

– Ничего шутка, – холодно огрызнулся Джеймс. – Я и так в курсе, что эта тачка – кусок дерьма.

Повисла неловкая пауза. Эдгар моргнул, глядя на свое искаженное отражение во вмятине на капоте. Джеймс повозился с магнитолой, и из колонок загремели «The Smiths». Аккорды поползли по кустам на Аврора-корт, запутались в паутине, заполонили почтовые ящики.

Изола быстро вышла из дома, схватилась за хлипкую пассажирскую дверь машины и вопросительно посмотрела на Эдгара.

– Плавать умеешь?

– Примерно как Джефф Бакли[3].

Из горла Изолы вырвался хрипловатый смешок, похожий на пойманную в сачок бабочку.

– Ну, мы едем на пляж. Хочешь с нами?

Она бросила на пол машины широкополую соломенную шляпу. Эдгар заметил купальник, полотенце и потрепанную книгу. Покачал головой.

– Точно? Мы с радостью взяли бы тебя с собой, правда.

– He-а, мне надо посадить для мамы еще несколько деревьев.

– Ну ладно. Постарайся больше не рубить кроликам головы.

Эдгар поехал к своему дому. Добравшись до почтового ящика, который по-прежнему стоял согнутым, словно его тошнило письмами, Эдгар услышал за спиной визг тормозов.

Изола изо всех сил пыталась открыть окно, но стекло застряло, и она крикнула в узкую щель:

– Эй, Эдгар?

– Да?

– Ничего скейтборд! – Она подмигнула, и Джеймс дал по газам.

Когда Изола проводила время с Джеймсом, ее жизнь превращалась в лоскутное одеяло. День перемешивался с ночью, время текло по-иному и казалось иногда почти осязаемым, словно губка, которую можно сжать в кулаке.