Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, они нормальные.
– Так это и хорошо… Я имею в виду, познакомиться поближе с соседями. И никто не стал резать свинью. Или кидать ключи от машины на середину комнаты. Меня предупреждали об этих деревенских праздничных обедах. – Он специально напускал на себя беззаботный вид, она знала.
Сюзанна попыталась подавить привычное раздражение:
– Их вряд ли можно назвать нашими соседями. Они живут в двадцати минутах езды.
– От нашего дома до любого места двадцать минут езды. – Он сделал паузу. – Приятно видеть, что ты потихоньку обзаводишься здесь друзьями.
– Звучит так, будто я первый день в новой школе.
Он пристально посмотрел на нее, явно прикидывая, насколько решительно она настроена на ссору.
– Я только хотел сказать, что очень рад… твоему желанию пустить корни.
– Нил, у меня есть корни. Насколько тебе известно, эти проклятые корни были у меня всегда. Просто в мои планы не входило пускать их здесь.
Он вздохнул, устало потер затылок:
– Сюзанна, только не начинай. По крайней мере, не сегодня. Ну пожалуйста!
Она была просто невыносима, Сюзанна это прекрасно понимала, отчего бесилась еще больше, будто обвиняя мужа в своем безобразном поведении. Она посмотрела на мелькавшие за окном машины темные живые изгороди. Изгородь, изгородь, дерево, изгородь. Бесконечная штрихпунктирная линия сельской местности. Консультант по задолженности посоветовал им обратиться к специалисту по семейным отношениям. Нил с энтузиазмом откликнулся на предложение. Можно подумать, что он бы пошел!
«Нет, нам это не нужно, – самонадеянно заявила она. – Мы вместе уже десять лет». Как будто это делало их брак более крепким.
– Очень славные детишки, да? – (Господи, до чего же он предсказуемый!) – А та девчушка, которая разносила чипсы, просто прелесть! Она рассказала мне об их школьной постановке. Бедняжке пообещали роль колокольчика, а дали роль овцы. Я ответил, что ей просто пудрили мозги…
– Ну вот, снова-здорово. А мне показалось, что ты сегодня не собирался заводить эту шарманку.
В разговоре возникла тягостная пауза. Нил еще крепче сжал руль.
– Я только сказал, что детишки очень славные. – Он покосился на жену. – Совершенно невинное замечание. Я просто хотел поддержать разговор.
– Нет, Нил. Когда дело касается детей, у тебя не бывает невинных замечаний.
– Ты ко мне несправедлива.
– Я тебя знаю как облупленного.
– Пусть так. Сюзанна, разве это такой уж большой грех? Мы ведь с тобой не вчера познакомились.
– Ну и что с того? И кто, интересно, установил временны́е рамки для рождения детей? Покажи мне такую должностную инструкцию, где написано: «Вы женаты энное количество лет, так что плодитесь и размножайтесь».
– Ты не хуже меня знаешь, что после тридцати пяти родить гораздо сложнее.
– Ой, я тебя умоляю! Мне еще нет тридцати пяти.
– Тридцать четыре. Тебе тридцать четыре.
– Я знаю, блин, сколько мне лет!
Количество выброшенного в кровь адреналина явно зашкаливало. Они с удовольствием дали волю эмоциям, перестав изображать счастливых супругов.
– Это потому, что ты боишься, да?
– Нет! И только не вздумай приплетать сюда мою мать!
– Если ты не хочешь детей, почему бы так прямо и не сказать? По крайней мере, тогда мы будем знать, на каком мы свете… Я буду знать, на каком я свете.
– Я не говорю, что не хочу детей.
– Тогда я отказываюсь понимать, что именно ты хочешь сказать. Стоит мне поднять данную тему, как ты набрасываешься на меня, словно я предлагаю нечто ужасное. А это всего лишь младенец.
– Тебе легко говорить. Но рожать-то его мне. И я вижу, как дети меняют жизнь людей.
– В хорошую сторону.
– Если ты мужчина. – Она сделала глубокий вдох. – Послушай, я еще не готова. Понятно? Хотя ни от чего и не зарекаюсь. Нил, я пока не разобралась со своей жизнью. Пойми, не могу я вот так с ходу обзавестись ребятишками, толком ничего не достигнув. Я ведь не какая-нибудь там домашняя клуша. – Она скрестила ноги. – И вообще, если честно, меня такая перспектива просто угнетает.
Нил покачал головой:
– Ладно, Сюзанна, я сдаюсь. Не знаю, что еще можно сделать, чтобы ты была счастлива. Прости, что пришлось переехать в деревню. О’кей? Прости, что нам пришлось покинуть Лондон, что тебя не устраивает наш здешний дом, что тебе скучно и что тебе не нравятся местные жители. Прости за сегодняшний вечер. Прости, что я стал для тебя таким чертовским разочарованием. Но я не знаю, что еще можно сказать. Что бы я ни говорил, тебя, черт возьми, ничего не устраивает!
В машине наступила напряженная тишина. Обычно он так легко не сдавался, и теперь Сюзанна чувствовала себя не в своей тарелке.
Нил включил фары на полную мощность и, распугивая кроликов, свернул с главной дороги на неосвещенный проселок.
– Позволь мне открыть магазин. – Она уставилась прямо перед собой, чтобы не видеть его реакции.
И услышала тяжелый вздох.
– У нас нет денег. И ты это прекрасно знаешь.
– Уверена, мы могли бы преуспеть, – сказала она, добавив с надеждой в голосе: – Я вот тут подумала… Мы могли бы продать мою картину, чтобы внести залог.
– Сью, мы только что разделались с долгами. И не можем позволить себе вновь попасть в долговую яму.
Тогда она повернулась к нему лицом:
– Нил, я понимаю, что ты, естественно, не одобряешь мою идею, но мне это нужно. Мне нужно хоть что-то, чем можно было бы заняться. Собственное дело. Что-то, не связанное с чертовыми утренними кофепитиями, и с деревенскими сплетнями, и с моей чертовой семьей. – (Нил молчал.) – Это мне и вправду поможет. – Ее голос сделался умоляющим, примирительным. Она сама от себя не ожидала такой страсти. – Наверняка поможет.
Было в тоне Сюзанны нечто такое, что Нил остановил машину и внимательно посмотрел на жену. За окном стоял густой туман, и фары слепо освещали лишь мельчайшие капельки влаги, взвешенные в воздухе.
– Дай мне год. Только один год, – взяв его за руку, проговорила она. – И если ничего не получится, я рожу тебе ребенка.
– Ну а если получится? – озадаченно спросил Нил.
– Я все равно рожу ребенка. Но тогда у меня будет, по крайней мере, что-то еще. И я не превращусь в одну из этих.
Сюзанна махнула рукой, словно желая указать на присутствовавших на ужине дам, которые обменивались отвратительными историями о родах и грудном вскармливании или рассказывали с плохо скрытым презрением о том, какие невоспитанные дети бывают у некоторых.
– Ага. Настоящий неонатальный нацизм.