– Все в порядке? – спрашивает Картер.

– Там кто-то был…

Но калитка больше не качается. Девочка бесследно исчезла.

Кто она такая, черт побери?

Возможно, какая-нибудь фанатка «Ночной птицы», которая решила следовать за мной по пятам, пока я здесь. Но мне уже реально не по себе от этого. Картер внимательно смотрит на пустую дорогу, и я начинаю жалеть, что открыла рот.

– Ладно, мне пора. – Я торопливо выхожу из калитки и, не оглядываясь, направляюсь домой мимо указателя с надписью «Городской парк “Ночной птицы”».

Калитка с грохотом захлопывается за моей спиной.

Я возвращаюсь к бабушкиному дому и встречаю Кору. Она спускается с крыльца с огромной корзиной хлеба в руке. Выглядит ужасно старомодно и неудобно – как и большинство вещей в этом городе.

– Значит, он тебя отпустил, – говорит Кора, перекладывая корзину из одной руки в другую. Буханка хлеба падает на землю, но Кора ловко подбирает ее, обтирает о штанину и кладет обратно.

– Кто отпустил?

– Мой брат, – говорит она с насмешливой ухмылкой. – Дай ему волю – и он будет говорить в сто раз больше меня.

Не поспоришь. Кажется, мой мозг уже перегружен всем, что я сегодня увидела и услышала: историями про чудовищ, танцующими куклами, изуродованными портретами матери и постоянными появлениями неуловимой девочки. Меня не покидает чувство, что я ее знаю.

«Как ты сказала? Чувство? – усмехается невидимый Нолан. – На чувства полагаются лишь те, кому недостает интеллекта».

– Кора, ты, случайно, не знаешь здесь девочку примерно нашего возраста, которая могла бы следить за мной? Мне показалось, я видела ее у своего окна прошлой ночью и сегодня в парке аттракционов.

– Как она выглядит?

Я пытаюсь составить список фактов, в которых точно уверена: слова Нолана по-прежнему звучат в моей голове.

– Она была в платье, с длинными волосами. Светлые волосы и кожа, если не ошибаюсь.

Кора приподнимает бровь:

– Ты увидела ее, когда выглянула в окно своей спальни, а потом в парке? Дай-ка угадаю – в зеркальном зале?

До меня не сразу доходит, что она имеет в виду.

– Это не я. Девочка была снаружи. А потом качалась на калитке. Естественно, я не пялилась на свое отражение!

Кора поднимает свободную руку и смеется.

– Ну мало ли. В таком случае ты описала половину девушек в Харроу-Лейке, нарядившихся к фестивалю. Если ты волнуешься из-за этого…

– Я не волнуюсь, – перебиваю я, с трудом сохраняя нейтральный тон. Повышать голос в присутствии незнакомого человека не оптимально. – Я даже не уверена, что это была одна и та же девушка.

– Ну ладно. Но если увидишь, что она снова следит за тобой, не стесняйся в выражениях. В этом городе люди постоянно творят какую-то дичь.

– Например, одеваются по моде столетней давности? – спрашиваю я.

Но Кора не смеется, она отстраненно смотрит в конец переулка.

– Просто здесь все какие-то… даже не знаю. Может, вода плохая… – Она натянуто улыбается. – Кстати, приходи к озеру сегодня на закате. Я буду там с подружками – Фэй, с которой ты сегодня познакомилась у мистера Брина, и ее сестрой Джесс. У меня есть пара бутылочек маминого самогона. На вкус – полное дерьмо, но действует отлично. Можешь потусить с нами, если хочешь.

«Им всегда что-то нужно от тебя, Лола».

Я собираюсь отказаться, но замолкаю на полуслове. У меня осталось всего два дня в Харроу-Лейке, и Нолан не сможет мне ничего запретить. Почему бы не провести время со сверстниками?

– Я подумаю, – отвечаю я наконец.

– Отлично, – говорит Кора, по-видимому восприняв это как положительный ответ. – Только, пожалуйста, не говори бабушке, что я уронила хлеб, ладно? Она стопудово нажалуется Хэдфилду, а он и так уже сделал мне последнее предупреждение.

Кора взваливает корзину с хлебом себе на бедро и уходит, не дожидаясь моего согласия. Теперь у нас с Корой есть общий секрет. Я прячу улыбку и захожу в дом. Сделаю заметку о том, что Кора уронила хлеб, и аккуратно спрячу ее между половицами в спальне. Я умею хранить секреты.

Все жуки снова закрыты в своих скорлупках. Наверное, бабушка постаралась. Мало того что я застряла тут без вещей – она хочет лишить меня даже иллюзии личного пространства. Я прохаживаюсь по комнате и смотрю, что еще передвинулось или исчезло. Вроде все на месте, но когда я добираюсь до туфель Лорелеи в нижней части шкафа, мое внимание привлекает пожелтевшая книжка – «А лиса в Стране Чудес». Разве она здесь лежала? Как будто встретила давнего друга. Я открываю книгу и вдыхаю запах старой бумаги. Я скучаю по своей комнате, где есть нормальные книжные шкафы от пола до потолка и сотни книг. В основном ужастики. Правда, Нолан любит прочитывать их быстрее меня, а потом указывать на косяки автора. Дома я постоянно читаю и пересматриваю фильмы по несколько раз. Влезаю в чужие головы и блуждаю по чужим фантазиям. А если Нолан берет меня с собой на какую-нибудь премьеру, или вечеринку, или любое другое значимое событие, я прячусь в своей голове, не забывая при этом улыбаться и говорить умные вещи, чтобы впечатлить его конкурентов.

Я не спеша перелистываю «А лису». Из книжки выпадает клочок бумаги и приземляется у моих ног. Это записка, нацарапанная маленькими корявыми буквами. Детский почерк.

Я бы догадалась, кто это написал, даже если бы находилась не в ее спальне: именно Лорелея научила меня хранить секреты. Когда они становятся слишком большими и не помещаются в голове, нужно записывать их на листочках – чтобы выпустить. Я прячу их там, где никто никогда не найдет, так что мои секреты живут на воле отдельно от меня, и мне не нужно постоянно таскать их в своей голове. Я делаю так с тех пор, как научилась писать.

Я провожу пальцем по маленьким буковкам и вспоминаю фотографию отца Лорелеи на каминной полке. Он кажется таким серьезным и суровым. Неужели он мог рассказывать Лорелее такие глупости – что ее заберет монстр? Нолан никогда бы такого не сказал. Я кладу секретик обратно.

В старой комнате Лорелеи нет ничего примечательного, кроме полок с жучками и обоев, отстающих от стены в одном из углов под потолком. Я не могу спокойно на это смотреть, поэтому залезаю на кровать и пытаюсь прилепить обратно сыроватую обойную бумагу. Но как только я вытягиваюсь в полный рост, нога подворачивается на мягком матрасе, и я теряю равновесие. Машинально ухватившись за отставшие от стены обои, я падаю и под шелест рвущейся бумаги приземляюсь на кровать с целым обойным листом.