Нагнать меня всё же не успели, так как, издали расстреляв блокпост и хиленькую оборону на въезде, моя бронегруппа на полном ходу ворвалась на территорию города, сея смерть и панику. Кавалеристы, к моему удивлению, последовали за мной, тем более дорогу я им расчистил, и, между прочим, хорошо. По ним практически никто и не стрелял, так что они стали за моими тройками растекаться по улицам. Грузовики остановились, а вот танки тоже вломились в город. Серьёзным из них был только один, тридцатьчетвёрка, два других были Т-26. Свою группу я разделил на две части. В каждой по самоходке и в прикрытии – танки, у одной группы два, у другой три, считая мой командирский. Впереди шли самоходки, снося своим орудийным огнём всё более-менее опасное, их лобовая броня вполне крепка, чтобы в данном бою отправить их вперёд. За ними – уже танки, пушками и пулемётами поддерживая самоходки. Один танк стрелял вперёд, замыкающий, развернув башню, охранял тылы. В моей группе два танка могли осуществлять прикрытие впереди. Всё это длилось, пока мы, подминая или отбрасывая разную технику, стоявшую на улицах города, и уничтожая всё живое, двигались к центру. Мы рвались к штабу армии. Самоходки, подставляя лобовую броню под снаряды, выползли из-за угла на площадь, на которой и зенитки стояли, и даже танки, но больше всего было штабных машин, и стали расстреливать всю эту технику. Пока работали самоходки, свои танки я притормозил, не желал их терять здесь.

Гусеницы моим самоходкам быстро сбили, да и лобовую броню испятнали попаданиями, даже несколько пробитий было, но они продолжали методично бить: каждый выстрел – и точное попадание. Пожаров уже на площади полно. Даже несколько осколочных снарядов забросили в окна двух зданий, где и размещался штаб. Пока шла эта перестрелка и немцы, пытаясь оправиться от неожиданности, посылали группы солдат окружить нас, а у некоторых противотанковые ружья были, я открыл боковой люк и выскользнул наружу к наконец нагнавшим нас артиллеристам. У ближайших сразу разгладились лица, а то они слишком напряжены были. Нет, то, что на трофеях воюют свои, они уже поняли, слишком мы это демонстративно делали, трупов противника на улицах масса, как и уничтоженной техники, но видеть своего, в форме, армейской телогрейке и шлемофоне советского танкиста – это всё же большое доказательство.

Ко мне подскакал командир, старший лейтенант, судя по кубарям, и, спрыгнув с коня, крепко меня обнял, крича что-то радостно-возбуждённое, пока его бойцы спешивались и занимали позиции, осматривая рядом дома. И тут самоходка, стоявшая метрах в тридцати, вспыхнула, хотя пушка продолжала монотонно посылать снаряд за снарядом, огонь до боеукладки ещё не добрался.

– Вы кто?! – прокричал мне на ухо кавалерист. Из-за шума боя общаться можно было только так.

Мы отошли к корме танка, встав под его прикрытием, хотя тут стенка двухэтажного кирпичного здания нас ещё прикрывала, но рикошет никто не отменял. За сегодняшний день этот вопрос мне уже поднадоел, но ответил я сразу, быстро и кратко:

– «Команда инвалидов». Собрали всю захваченную технику, восстановили и рванули по тылам немцев. Наше командование не в курсе, всё на добровольных началах, экипажи из комиссованных фронтовиков, все инвалиды, включая меня. Сам понимаешь, мы будем драться до конца, – показал я на горевшую самоходку, которая всё ещё продолжала стрелять. – Смертники мы, одни добровольцы и в плен сдаваться не будем. Командир у нас – майор Васечкин.

В это время огонь добрался до снарядов, но на полноценную детонацию не хватало, боекомплект был практически весь растрачен, так что только выбило люки, и огонь вырвался наружу, что произвело на старлея впечатление. Я же торопился, у меня и вторая самоходка на соседнем перекрёстке тоже запылала. Достав из планшетки карту, я показал план города.

– Откуда у тебя это? – спросил старлей.

– Купил в книжном в Москве. Значит, слушай, тут штаб армии, немцы своих генералов эвакуируют по этой улице, сейчас наши танки обгонят их по соседним улицам и перекроют отход. Нужно взять в плен генералов и доставить их советскому командованию, это наши войска точно воодушевит. Пошли своих, чтобы пленили их, нам, сам понимаешь, не до этого, мы дальше давить этих тварей будем. Ещё два наших танка на соседней улице, не стреляйте по ним.

– Добро. Карту одолжишь?

– Дарю.

Старлей побежал к генералу, тот только что подскакал в сопровождении свиты, и стал передавать ему мои слова, а я неловко, из-за раненой ноги, забрался в люк и, закрывшись, начал действовать. А то действительно генералы уйдут. Хорошо, там улица техникой запружена была, образовался затор, который стремительно убирают, но шанс их перехватить ещё есть. Да ещё какой! Если что, я моторы на машинах поломаю, но сбежать им не дам.

Выезжать на перекрёстки, где полыхали самоходки, я не стал, сдал назад, между прочим, на танки в качестве десанта забрались бойцы, сабли им не особо мешали, и мы дворами и огородами стали объезжать площадь, пересекая улицы и там посылая снаряды в ту технику, которую самоходки не уничтожили. Пулемёты снова работали не преставая, пехоты немало вокруг было, и мы её изрядно проредили, потери в десанте, правда, тоже были, но мы смогли вырваться на улицу, где были генералы. Не ушли. Пулемёты смели их охрану. Убедившись, что их вяжут и грузят в несколько захваченных машин, я сопроводил этот ценный приз к советскому генералу, дальше тот сам решит, что делать, а я продолжил воевать, немцев в городе хватало, и где они находятся, мне известно, как и на что направлены стволы их пушек. Поэтому всегда внезапно появлялся с тыла и открывал губительный огонь.

Однако, как я ни прикрывал свои машины, сначала один танк загорелся, продолжая вести бой, попал под случайный выстрел, второй подожгла наша тридцатьчетвёрка, которая была с кавалеристами. В её двигатель два снаряда всадили, и танк превратился в неподвижную мишень, но боеприпасы были, и он продолжал вести по немцам огонь. Кажется, советские танкисты поняли свою ошибку, видя, по кому танк стреляет, но ничем помочь не могли, экипаж «сгорел», воюя до конца. Кавалеристы, глядя на такую «самоотверженность» «команды инвалидов», сами дрались как черти, и постепенно город был очищен. О да, пусть городок небольшой, но сильной бронегруппой под моим командованием и всего шестью ротами кавалеристов взять его удалось.

Самое сложное – это железнодорожный узел за окраиной города, который был хорошо укреплён, я сунулся туда с тремя танками, и тут же на открытой местности потерял одну машину, которая тоже превратилась в огневую точку, и, пока два танка пятились, тот вёл огонь, ослабляя оборону на этом направлении. Неплохо справился. Проблема была в том, что у оставшихся машин закончился боезапас, так что я отогнал их за дома на окраине Волоколамска и достал из браслета боезапас, всё равно никого рядом, кавалеристы по всему городу рассыпались, и я один работаю. Местные жители прятались. Нормально.

После пополнения боекомплекта, используя дома как укрытия, я на миг высунулся и сделал прицельные выстрелы. На путях открыто стояли эшелоны, ещё один, дымя паровозной трубой, пытался покинуть станцию. На нескольких его платформах были немецкие танки четвертой модели. В некоторых уже находились экипажи, и они прямо с платформ тоже вели огонь, и один из моих домов-укрытий начал гореть. Но и мы действовали тоже на поражение: горели цистерны с топливом одного из эшелонов, была разбита часть зенитных средств, которая сожгла на подходах наш третий танк, и сейчас мы стреляли по танкам на платформах, благо они были к нам бортами повёрнуты. Два загорелись. И расстреляли паровоз эшелона, который пытался уйти, и тот, горя, стал замедляться. Я даже удивился, что попали, он был за пределами дальности стрельбы наших пушек.