– Идем прямо?

– Через стройку? – недовольно протянул высокий парень. – Там же темно.

– Боишься, Павлик? – надменно вздернула подбородок девушка. – А я всегда только через стройку хожу домой, так в три раза короче.

– Смотри, как бы этот путь не оказался самым коротким... на тот свет, – грубо пошутил Павлик и рассмеялся.

– Фу, дурацкие у тебя шутки! – оттолкнула его девушка. – Сколько ходила, ничего не случалось. К тому же нас трое.

– А куда ты торопишься? – спросил второй паренек по имени Лешка. – Время детское. Пошли в обход, заодно прогуляемся. Я такой прикол расскажу...

– Ладно, – сдалась девушка.

Ей было приятно в компании ребят, нравились их приемы ухаживания, и расставаться с ними так рано не хотелось. И веселая троица побрела вдоль стройки по протоптанной дорожке...

* * *

Именно сейчас видеть Виталика не было у Оленьки желания. А разговаривать с ним тем более.

– Да, – сухо ответила она, поднявшись на площадку перед своим отделением. – У меня дежурство. Еще будут вопросы?

Оленька взялась за ручку двери, но Виталик схватил ее за свободную руку:

– Постой. Что за номера ты устраиваешь?

Ничего себе – тон разгневанного мужа! Вот теперь ее заинтересовал его напор, негодование в голосе, даже властность. Оленька повернулась к мужу, удивленно вскинув брови:

– Не поняла. На что ты намекаешь?

– На твое поведение. Ты выставляешь себя на посмешище. А заодно и меня. Не успела между нами произойти размолвка, как ты быстренько нашла мне замену.

– Ты называешь размолвкой то, что я застала тебя с любовницей? – спокойно спросила Оленька. И у нее снова перехватило горло от боли. Чтобы муж не увидел слез, готовых выкатиться из ее глаз, она начала нервно ходить по площадке от стены к стене. – Не смей предъявлять мне претензии! С твоей стороны это лицемерие и цинизм. Лучше расстаться по-человечески, а не врагами, ведь нам придется работать вместе.

– Вдумайся, что ты несешь! – разозлился Виталик. – О твой баул все отделение спотыкается. Тебе негде жить, так какого черта ты устроила спектакль? Наказать меня хотела? Наказала. Я раскаиваюсь. Может, на этом ставим точку?

– Конечно, – согласилась Оленька, уже забавляясь яростью мужа. – Виталик, чтобы сидеть на двух стульях, нужно иметь ба-альшую задницу. Ты не усидел, но утешительниц всегда найдешь. А меня оставь в покое.

– А ты не задумалась, почему мужиков тянет на сторону? – взбесился он. – Они не получают в постели от жены то, что им нужно. Вспомни, когда я тебя ласкал, ты смеялась. Тебе, видите ли, щекотно...

– Значит, плохо ласкал, – отбрила она, заходя в отделение.

– Ты превратишься в шлюху, – ударил он ее фразой.

– Отлично. Таким образом я восполню пробелы в своем сексуальном образовании, – усмехнулась она и закрыла за собой дверь.

Виталик не рискнул ни догнать ее и продолжить выяснять отношения, ни крикнуть какую-нибудь гадость вдогонку. Оленьку удивляла, если не сказать больше, его маниакальная настырность, желание вернуть все на прежнее место. А она рада бы забыть измену, да не может. Стоило ей вспомнить те скачки на диване в ординаторской, как у Оленьки рождалась настоящая потребность схватить первый попавший предмет и отколошматить Витальку, причинить ему увечья, чтобы ни одна тварь не вздумала спать с ним. И не просто ей дался сегодняшний разговор с ним – ее бравада напускная, за ней стояло элементарное женское самолюбие, оскорбленное в лучших чувствах, из которого проросли уже довольно крупные ростки ненависти. А если ко всему прочему прибавить, что она продолжала еще любить мужа, получался совершенно дикий коктейль.

Оленька в полном изнеможении плюхнулась на стул на посту дежурной медсестры, которой не оказалось, к счастью, на месте. Плюхнулась и горько усмехнулась. Если б минуту назад она не разговаривала с мужем, то, увидев «дежурку» пустой, подумала бы, что он и дежурная медсестра сейчас на том самом диване... И помчалась бы искать их, по пути выбирая предмет, способный стать орудием ее мести... Так будет всю жизнь, всю жизнь ее будут терзать подозрения, если она простит Витальку и вернется к нему.

– Ты этого хочешь? – спросила саму себя Оленька и тут же ответила: – Нет. Значит, точка.

– Оленька, – подошла медсестра Альбина, – а тебя сегодня спрашивал молодой человек. Внешне просто отпад – волосы волнами аж на плечи ложатся, светлый шатен, высокий, красивый. Настоящий плейбой. Я как увидела – дар речи потеряла.

– А что ему было нужно? – без интереса осведомилась Оленька.

– Не сказал. Только спросил, где тебя найти. Но ты же сейчас здесь обитаешь... – И многозначительная, выжидательная пауза застряла между Оленькой и Альбиной. Наверное, Альбина ждала от Оленьки «момента истины». Ночь, тишина, времени до утра полно. Чем заняться на дежурстве? Поплакаться друг другу в жилетку и полить мужиков всеми известными словосочетаниями. Но Оленька зевнула в ответ, давая понять, что до смерти хочет спать, и Альбина закончила: – Я сказала, что тебя можно найти только в больнице. Он обещал, что придет завтра. Кто он?

– У меня нет знакомых с волосами до плеч, – рассеянно проговорила Оленька.

– Ты уверена? – спросила Альбина подозрительно-ехидным тоном.

– Не уверена, – буркнула та, намеренно подавая повод к сплетням.

Так вот почему Виталик позволил себе «предсказать», кем станет Оленька. Он знает, что к ней приходил молодой человек, видел, как села Оленька в машину к другому мужчине. Очень хорошо, пусть и Виталька прочувствует, каково носить рога. Уходя, она бросила Альбине:

– Если понадобится помощь, буди.

* * *

Он ждал. В полной темноте, когда вроде бы невозможно различить ни один предмет, он видел неплохо. И дело не в электрическом свете, доходившем сюда слабым отсветом через пустые окна, – его было мало, настолько мало, что обычный человек не смог бы рассмотреть даже дверной проем. Подобное зрение, которое можно назвать феноменальным, его самого удивляло, но оно у него было именно таким. Его зоркие глаза различали строительный хаос внутри этой квартиры на втором этаже, окна без рам и стекол, подгнившие доски в углу, кирпичи, горки мусора вперемешку с песком. Он все видел, все слышал. Природа в него вложила исключительные способности, природа обострила все органы, ибо он еще и отлично чувствовал запахи, осязал и мог предугадывать события. Такова его природа – вбирать в себя окружающий мир, делать из него отбор и забирать, что попадется на пути, по праву сильного.

Он ждал без суеты и нервозных вздрагиваний от малейшего шума. Не вскакивал с места и не ходил в нетерпении туда-сюда, не мял руки, словно кровь в них застоялась. Он ждал, сидя на кирпичах без движения и устремив взгляд на девушку, лежавшую на грязном полу. Время от времени он лениво поворачивал голову на звуки, доносившиеся снаружи, но вскоре возвращался в прежнюю позу, замирал. В такой момент он становился неживым, как будто мумифицировался. Постороннему могло бы даже показаться, что он не дышит. Но он дышал. Короткие неслышные вдохи как раз и выдавали его нетерпение, потому что протекало время, а девчонка не приходила в себя. Он не мог понять, почему она потеряла сознание, хотя считал, что понимает и знает все. Испугалась настолько, что упала в обморок? Тогда это поправимо, она очнется, и он начнет запланированную игру, которая, конечно же, кончится в его пользу. Несмотря на известный только ему исход игры, он ждал ее, проглатывая сладкий комок. А если виноват кусок бетона, который он бросил в нее?