Скажем, полвека назад компьютерная графика – а тем более видеографика – была лишь предметом фантастических романов. А ещё лет 10–15 назад требовала мощных специализированных машин. Один из главных производителей такой техники – основанный в 1982-м – гордо назван Silicon Graphics. В 2006-м фирма обанкротилась (и сейчас реструктурируется): обычные персоналки давно догнали её технику даже по абсолютной скорости, а уж по соотношению производительности и стоимости давно перегнали. Компьютерные спецэффекты нынче встречаются едва ли не в каждом фильме. Да и аппаратная поддержка графической библиотеки OpenGL – творения всё той же Silicon Graphics – есть в большинстве видеопроцессоров для персоналок.

Иной раз кажется: техника только мешает. Скажем, автомобили в городе зачастую движутся медленнее, чем в начале века, хотя техническая их скорость с тех пор удесятерилась. Но зато без автомобиля вряд ли появилось бы само понятие мегаполиса.

Работать в крупном – и потому экономически эффективном – центре, а жить на природе вроде бы можно и в расчёте на общественный транспорт. Маятниковая миграция вокруг Москвы ещё недавно опиралась на сеть электричек. Но час-другой в переполненном вагоне снижает производительность труда едва ли не на треть. А в пробке и отдохнуть можно: в Соединённых Государствах Америки многие радиостанции ведут даже специальный психотренинг для пробочных сидельцев. Оттого и запружены города миллионами автомобилей, чьи хозяева прибывают на работу личным транспортом.

Примеры можно множить бесконечно. Главное и так понятно: прогресс постоянно раскрывает перед нами новые возможности удовлетворения потребностей (а зачастую и новые потребности создаёт – но вопросы маркетинга в этом журнале подробно освещаются и за пределами моей заметки).

За всё надо либо платить, либо расплачиваться. Причём платить – значительно выгоднее.

Конкуренция постоянно удешевляет уже существующие товары и услуги. Новые же, как правило, дефицитны – а то и вовсе монопольны. Потому недёшевы. На первых порах даже зачастую непропорционально дороги – специально в расчёте на тех, кто готов платить за пребывание на переднем крае прогресса.

Все эти новшества, естественно, включаются в индекс цен. Так что не всякий его рост – инфляция.

[24]

На рубеже XIX–XX вв. сразу двое адмиралов – британец Филип Хоуард Джордж-Томасович Коломб (1831–1899) и американец ирландского происхождения Алфред Тайёр Деннис-Хартович Мэхэн (1840–1914) – практически одновременно выпустили труды на одну и ту же тему: владение морскими просторами – ключевой элемент державного могущества. «Влияние морской силы на историю» (1890) Мэхэна и «Морская война, её основные принципы и опыт» (1891) Коломба стали настольными книгами нескольких поколений политиков и военных.

Из двоих адмиралов при жизни популярнее был, пожалуй, Коломб. Ведь в ту пору именно Великобритания являла самые очевидные последствия владения морем. На её кораблях её воины покорили больше колоний, нежели набралось у любого другого государства. Из этих колоний морем шли в метрополию несметные богатства. А главное – колонии стали громадным рынком сбыта, на котором разрослась до крупнейшего в мире размера британская промышленность. Её достижения, кстати, в свою очередь подкрепляли морскую мощь: британские боевые корабли были одними из лучших и самыми многочисленными.

Правда, тринадцать из этих колоний ещё 1776.07.04 провозгласили себя независимыми государствами – и тут же объединились в антибританский союз. При изрядной финансовой поддержке Франции – в ту пору главного конкурента Британии – Соединённые Государства Америки выиграли войну с метрополией и утвердили свою независимость.

Но как раз в этой войне британцы не могли в полной мере употребить свою морскую силу. Дело не только во Франции. Россия провозгласила вооружённый нейтралитет – право перевозить невоенные грузы воюющих сторон и силой сопротивляться любым попыткам пресечь эти перевозки. Ссориться же с Россией Британия в ту пору не хотела. Ей было необходимо равновесие группировок, постоянно противоборствующих в Европе. Россию же всегда можно было уговорить лечь на одну из чаш европейских весов.

Зато во время гражданской войны в Америке (1861–1865) море сыграло едва ли не ключевую роль в ходе сухопутных боёв. Соединённые Государства Америки – северяне – уже располагали флотом, достаточным для блокады побережья Конфедеративных Государств Америки – южан. При первых же намёках на британское намерение прорвать блокаду Россия прислала в Нью-Йорк эскадру новейших фрегатов. Лишившись возможности продавать в Европу свой хлопок и закупать там технику и вооружение на вырученные деньги, Юг в конце концов оказался задавлен численным превосходством Севера.

Кстати, Россия вмешалась в войну прежде всего в порядке мести британцам. Ведь Крымскую войну (1853–1856) она проиграла прежде всего на море. Новейшие британские и французские пароходы могли выбрать для сражения день, когда штиль обессиливал могучие российские парусники. Поэтому наш флот пришлось просто затопить у входа в гавань Севастополя, чтобы не дать противнику войти прямо в город. Оставшись же единоличными хозяевами моря, наши противники подвозили в Крым несравненно больше ресурсов, чем мы могли перебросить из близких вроде бы регионов – но по тогдашним просёлочным дорогам, непроходимым изрядную часть года.

Эти примеры указывают: ценность владения морем – не только в возможности доставить в нужное время и место боевую силу. Куда важнее, что море – лучшая в мире совокупность торговых путей.

Даже сегодня водный транспорт отличается наименьшими затратами на перевозку тоннокилометра груза. А уж до создания железнодорожной сети он был ещё и самым быстрым: даже классические испанские галеоны, из-за громоздкости и неуклюжести развивавшие всего 4 узла (7.6 км/час), могли двигаться круглосуточно, так что в конечном счёте обгоняли конные обозы.

Капиталовложения в железные или шоссейные дороги тоже куда больше, чем в обустройство гаваней. Поэтому выгодно тянуть магистрали не столько по материку, сколько к ближайшим портам: так совокупная стоимость перевозок оказывается меньше. Густые материковые дорожные сети возникают скорее по политическим и военным соображениям, нежели по коммерческим. Скажем, бурное железнодорожное строительство XIX в. чаще всего сопровождалось безудержным казнокрадством. А легендарные американские и германские автострады стали прежде всего способом занять несметные толпы безработных, не давая Великой Депрессии перерасти в революционные взрывы. Хотя, конечно, раз уж дороги возникли, ими пользуются с выгодой и удовольствием.

Осваиваются новые торговые пути на море тоже куда быстрее, чем на суше. Чем динамичнее экономика, тем больше значение морской торговли. Вряд ли шоссе и железные дороги поспели бы за бурным ростом промышленности «азиатских тигров» в последние десятилетия.

Островные государства – Великобритания, Япония, Индонезия – и изолированные полуострова – Малая Азия, Пелопоннес, Пиренеи, Индокитай – вовсе не могли бы стать значимыми звеньями мировой экономики, если бы не торговые флоты. Не зря ещё в античные времена сказано: море соединяет страны, которые разделяет.