Издалека, с юго-запада, куда мы и направлялись, нарастало пока еще чуть слышимое жужжание.

– Вертуха, мать твою! – зло выдавил из себя самоед и затравленно огляделся. – До берега не успеть. Сюда, Коста! – Комяк, забыв про осторожность, поспешил к густым зарослям высокой осоки. И в тот же момент болото, не привыкшее прощать и малейших ошибок, радостно чавкнуло.

Я увидел, как нога моего проводника стремительно погрузилась в бездну, а Комяк, не теряя ни единой секунды и не предпринимая бесполезных попыток выбраться из плена, в который попал, опрокинулся на спину, успев подложить себе под спину слегу. И замер, стараясь не шевельнуть без нужды ни пальцем, не напрячь ни единого мускула. Из взбаламученной болотной воды сейчас торчала лишь его голова в просторной защитного цвета панаме. «Если ее даже и сумеют разглядеть с вертолета, но не будут вглядываться спецом, то решат, что это болотная кочка, – подумал я. – И мне, похоже, предстоит точно так же по шею влезть в этот лед. Черт, как же не хочется! А еще больше не хочется спалиться на этом болоте. Дать мусорам расстрелять себя с воздуха, словно неподвижную мишень на полигоне».

А вертолет был уже совсем рядом. Я отчетливо слышал звук его двигателей. В любой момент он мог вынырнуть из-за высоких сосен, которыми порос столь желанный берег всего в каких-то ста метрах от нас.

– Коста, – прохрипел Комяк. – Ложись как и я. Быром! Чтоб одна голова… Быром!!! Сейчас засекут.

Больше я не раздумывал. Совершенно не думая о том, как же мне будет холодно, лег на спину, так что над поверхностью воды осталось только мое лицо, надежно прикрытое накомарником цвета хаки. Возможно, сверху я и был похож на болотную кочку.

С вертолета ни меня, ни Комяка не заметили. Неуклюжий «Ми-8» промелькнул на бреющем полете метрах в трехстах от нас, и шум его моторов начал стремительно удаляться. А я уже протягивал Комяку свою слегу.

– Ништяк. – Самоед крепко ухватился за ее конец, но прежде проинструктировал меня: – Ты, братан, это… не спеши. Не очень старайся. Засел я не крепко, глубже меня навроде не тянет, так что времечко есть. Ты, главное, гляди, сам не провались, иначе обоим кранты. Найди опору и потихонечку…

«Потихонечку» я вытаскивал Комяка, наверное, битый час. От холода я уже не ощущал своего тела, а Тихон несколько раз неудачно хлебнул воды и всякий раз при этом с неимоверным трудом отхаркивался и приводил в порядок дыхание. Наконец ему удалось перевернуться со спины на колени, и первое, что он сказал, было:

– Вот, бля. Теперь весь вечер чистить стволы. И вляпался же, будто лох. Будто турист неразумный. А тебе, Коста, спасибо. Пошли. Обогреться бы надо.

На этот раз мы без приключений преодолели последние сто метров до берега, и под первой же елкой, я, бросив на хвою вещмешок и «Спас-12», принялся судорожно стягивать с себя ботинки и пропитанный водой камуфляж.

А через десяток минут, когда на опушке леса, освещенной совсем не дающими тепла солнечными лучами, я, совершенно голый, скакал, пытаясь хоть немного согреться, Комяк уже возился в глубине леса с костром.

– Заметят, – стуча зубами, проблеял я. – Дым с вертолета увидят.

Самоед (тоже стуча зубами) сперва послал меня на три буквы и лишь потом снизошел до разъяснений:

– Это у тебя, у безрукого, дым бы валил, будто из кочегарки. А как у меня, поглядишь.

И дыма действительно почти не было. Зато мне, осторожно, дабы не напороть босые ступни, пришлось с «Ка-Баром» в руке обследовать все окрестности в поисках самых сухих сосновых и березовых дров. Я старался. Я очень старался, но все равно из всего хвороста, что я приносил Комяку, половина безжалостно отбраковывалась.

– Будет дымить, – недовольно бурчал самоед, отбрасывая в сторону очередную жердину. – Иди еще собирай. Маловато дровишек.

И я опять старательно бороздил тайгу, кромсал острым, как бритва, ножом сухостой, обильно потел от усилий, но при этом все никак не мог согреться. Наоборот, меня знобило все сильнее. «Не простудиться бы», – подумал я, таща самоеду, наверное, уже десятую по счету охапку дров, и не знал еще в тот момент, что прав сейчас как никогда…

– Интересно, и какого же здесь эта вертуха?.. – задумчиво пробормотал Комяк, в очередной раз подкладывая хворост в и без того уже сильный костер. – А, Коста, что думаешь?

– Может, случайно?

– Может, случайно. А может, и нет. Впрочем, если бы хотели нас поискать на болоте, то покружились подольше б. А они проскочили, как литерный скорый мимо дешевого полустанка. Не-е-ет, Коста. Это они к Ижме летели. На том берегу нас искать. И ведь не угомонились еще. – Комяк ненадолго задумался, а потом задал мне вопрос, который уже давно зрел у меня в голове, но я все не спешил задать его себе: – А как считаешь, братан? Может, кто башляет весь этот шмон? За вертолет там отстегивает. За керосин. Ну мусорам, конечно. Есть кто такой?

Я сразу подумал о Хопине. И, не задумываясь, ответил:

– Да, есть.

– Хреново, – вздохнул самоед. – Непросто нам будет. – И больше никаких вопросов не задавал. Он четко знал, что чем меньше знаешь, тем дольше живешь.

На то, чтобы согреться и просушить мокрые вещи, у нас с Комяком ушло два часа. Все это время я бродил по ближайшим окрестностям и собирал дрова, а самоед сначала развешивал на рогатинах вокруг костра наше истекающее влагой тряпье, а потом достал из кучи всевозможных мелких пожитков, которые высыпал из рюкзака на траву, комплект для чистки оружия и принялся за свой «Тигр» и мой «Спас-12». Меня же больше беспокоила оптика, но стоило мне сунуться с проверкой к прицелам и приборам ночного видения, как проводник поднял меня на смех:

– Ты что же, брат, думаешь, они не рассчитаны на такие купания? Да это ж фирма. Их делали серьезные люди. И для серьезных дел. Можешь и не смотреть.

Но я все же их осмотрел. И убедился в том, что Комяк совершенно прав.

– Доволен? – развеселился самоед, разбирая на своей подсохшей футболке мой дробовик. – На, – он подтолкнул ко мне флакон с репеллентом, – побрызгайся лучше еще. Так и роятся вокруг тебя, кровососы.

На часах Комяка был уже седьмой час, когда мы, облачившись в просохшую, пропахшую дымом одежду, тщательно затушили костер, замаскировали кострище и отправились в дальнейший путь.

– Тут теперь недалече, – радостно сообщил мне Комяк. – Помене часа идти, если не тормозить. А отдохнули сейчас хорошо, сил прибавили децл. Так что все ништяк, Коста.

Я так не думал. Несмотря на двухчасовой отдых, сил у меня не прибавилось. Наоборот, создавалось впечатление, что ослабел еще больше. Я пер вперед чисто на автопилоте – так, как вчера перемещался вдоль берега сразу же после переправы через Ижму. Но только тогда уже через несколько сотен шагов я расходился, немного пришел в себя. Сейчас же все было наоборот. Слабость опутывала меня все сильнее и сильнее. Мешала передвигать ногами, не позволяла смотреть, куда я ступаю, разогнала в голове все более или менее стройные мысли, оставив лишь какой-то невообразимый сумбур. Всеми клетками тела я ощущал, насколько мне плохо. И с каждой секундой становится все хуже и хуже. Тело штормит из стороны в сторону. В груди сперает дыхание. Разламывается от боли башка. Все тело покрылось липким холодным потом. Или он на самом деле горячий, просто у меня все ощущения, все чувства сейчас вывернуты наизнанку?