Последние годы – руководитель лаборатории социологических изысканий при НИИ лесной промышленности.

А я последние годы вынашиваю кинокомедию о деятельности социальных психологов на флоте. Мои герои имеют благие намерения. Они ищут истоки психологической несовместимости. Но дело заканчивается тем, что подопытный экипаж, замороченный тестами, анкетами, "включенным наблюдением" и т.д., сажает пароход на камни.

И вот судьба предоставляет мне живого социолога с доставкой на дом – изучай не хочу! И где доставляет – на Бермудских островах!

В круиз на "Пушкине" Шалапин отправился после крупных неприятностей. Его раздолбали в "Литературке" в огромной. – на два подвала – статье поя названием "Будьте внимательны: человек!". Я эту статью не читал: – мы уже были: в рейсе. Но Шаляпин с завидным бесстрашней принес ее мне и положил на стол:

– Читайте. Интересно услышать мнение практика, Меня здесь называют бестактным, человеком и микро-агрессором.. Сравнивают с пьяным, шофером – одинаково мы с пьяным шофером опасны для людей. Обвиняют в гуманитарном невежестве, в перенесении привычки к отношениям "человек-машина" на отношения "человек-человек".

– Так при вас и читать? – спросил я, несколько ошарашенный тем, что Петр Васильевич как бы заранее уверен в моем союзе с ним против автора статьи.

– Конечно!. Ведь, вам тоже приходится сталкиваться с проблемой сокращения людей из экипажа по Щекинскому методу, а мы исследовали проблемы, возникающие с переходом на "Карповскую систему" в НИИ.

– Я ничего не понимаю в социологии, Петр Васильевич.

– В ней все и все должны погашать – все и все! – ото не атомная физика!

В статье Шалапин: фигурирует под фамилией "Ивашов". Описывается конфликтная ситуация, возникшая в НИИ, когда Иванов-Шалапин усыпил бдительность сотрудников заверением, что социологическое обследование проводится для улучшения психического климата, а сам использовал откровенность, анкетируемых для сбора компрометирующих данных. По его наущению директор НИИ в приказном порядке заставлял сотрудников заполнять анкеты, которые превращались во взаимодоносы.

Я прочитал статью и принялся чесать лоб, чтобы скрыть выражение лица от Иванова-Шаляпина.

– Меня называют Великим Инквизитором, – со вздохам признался Петр Васильевич. – Думаете, мне хочется им быть? Но проблема интенсификации научного труда требует этого!

Я посмотрел на нашего пассажира со смесью испуга, восторга, предвкушения неожиданностей, как смотрел бы палеонтолог на живого ящера, вымершего еще в третичном периоде, знакомого только по реконструкции, а теперь доступного в своем истинном естестве для обмера, сравнения, ощупывания. "Ну же тебе и везет, Витька!" – сказал я себе и бросился в пучину двуличия, то есть расплылся в смущенно-восхищенной улыбке. С такой улыбкой по моим представлениям должен смотреть наивный моряк на ученого, прославленного в газетах. Пускай слава ученого насколько негативна, но она все равно должна восхищать простоватого морского волка, погрязшего в буднях каргопланов, рейсовых заданий и экономии горюче-смазочных материалов.

– Слюнявая статья, – сказал я. – Небось этому автору никогда не приходилось решать вопрос, кого из экипажа сократить, а кого нет.

Шалапин надменно ухмыльнулся и сказал, отбивая ритм указательным пальцем по столу:

– Жизнь их научит! Эта статья – так называемый "террор среды". Обычное явление. Ничего: еще не вечер!

07 ноября, п. Гамильтон, на якоре, погрузка с барж генгруза.

Весь день солнце злобно палило сквозь серую тропическую дымку, горизонт был серым, океан – тоже.

Потом был праздничный ужин. После ужина Кудрявцев поймал акулу. Акула здоровенная, вытащить в живом и здоровом виде невозможно – образина будет так дергаться, что крюк разогнется. Ко мне является гонец с просьбой уговорить Ямкина стрельнуть в акулу из малопульки. Уговариваю. Юра берет винтовку, и мы отправляемся на корму.

Там человек пять зрителей. Среди них наш философ и Великий Инквизитор.

Башку акулы чуть вытаскивают из воды с помощью кормовой лебедки. Юра перевешивается через релинги головой вниз с малопулькой в руках. Капитанский зад деликатно придерживает Кудрявцев. Ямкин пуляет акуле между глаз – раз! два! три! – акуле как с гуся вода. Только после шестого попадания зверюга обвисает – шок. Вира, лебедка! Акулу подтаскивают к релингам и баграми переваливают на кормовую палубу. Акула оживает и начинает страшный танец смерти на раскаленной стали. По ней лупят ломами, пожарными баграми, набрасывают грузовую сетку, опутывают тросами. Зверь затихает.

– Петр Васильевич, – предлагаю я. – Хотите жуткий сувенир? Видели когда-нибудь акульи челюсти? Повесите их в кабинете, будете пугать слабонервных ученых коллег. Только вырубать челюсти будете сами. Кудрявцев, согласен?

Кудрявцев согласен, Шалапин – тоже. Боцман уходит за острым плотничьим топором. Я говорю, что вообще-то страх перед акулами сильно преувеличен, ученые считают, что за всю историю было всего несколько научно-бесспорных нападений акул на человека. Правда, говорит Кудрявцев, почему-то в брюхе акул он, Кудрявцев, дважды уже находил сапоги и ботинки, интересно, откуда там человеческая обувь и где ее владельцы?

Боцман Гри-Гри принес топор, сказал Шалапину, что вырубить челюсти акулы дело непростое – акула штука жесткая.

– А мы охотники, мы привычные, – сказал Шалапин, прилаживая ладонь на топорище, обласкивая отполированное дерево.

– А швы не разойдутся? – вдруг встревожился я. – Ведь вы после операции! Может, погодить с физическими нагрузками? – я вдруг понял, какое горе может принести физиологу его подопытная обезьяна, если она вдруг заболевает или – совсем уж не дай бог! – дохнет. И одновременно я почувствовал, какую-то обезьянью заботливость к Шалапину, такую заботливость, которая вызывает желание перебирать шерсть облюбованной особи и вылавливать у нее блох. Правда, Петр Васильевич лыс.

– А мы полегонечку, полегонечку, не все еще наши песни пропеты, – уже сам себе, уже погружаясь в дело, в анатомию акулы, пробормотал Шалапин. – Мы еще и на медведя сходим, мы и медведя освежевать за часик сможем, а вы-то когда охотились?

– Нет, – сказал я, почесывая Мобила за ушами. – Я никогда не охотился.

Мне не нравится волокущаяся, тупая походка матерых охотников, их сине-красные, здоровые лица, их ружья в чехлах. Хотя само оружие мне нравится, мне приятно держать в руках оружие, например, пистолет, ощущать его тяжесть и потенциальную мощь. И я люблю стрелять в тире. И сильно расстраиваюсь, когда мажу. Но охотники мне не нравятся,

– Живая еще, – сказал Кудрявцев. – Вы осторожнее, товарищ профессор, – она вас кровищей забрызгает. Когда вы ее тюкнете, она опять метаться начнет.

Вечереющая тишина возгонялась из океана. Солнце падало на горизонт почти отвесно. В воздухе пробуждалось движение – едва заметное, расплывчатое, но приятно-прохладное. Две огромные стрекозы, залетевшие с бермудского побережья, трепетали над фиолетовым трупом акулы, стрекозы были ярко-зеленые, с длинными прозрачными хвостами.