во сне, до того самого дня, как объявили меня невестой Энгуса. Когда мачеху схватили сразу его не хватилась, а после оказалось, утерян мой нож где-то в суматохе. Пожалела, конечно, но вскоре закрутилась так, что и не вспомнила о нём боле. А тут вот он, пожалуйста! Лёг в ладонь, как родной; рукоять костяная, полированная, простое лезвие, без причуд, кожаные ножны потёртые от времени, я даже запах отцовский, показалось, на миг ощутила.

Но и растревожил меня такой подарок, ох и растревожил! Друг ли передал его или враг? И с какой целью? Не стала я долго гадать, накинула поскорей плащ и отправилась в ночь, вслед за рабыней, туда, где ждал меня передавший нож человек и ответы на все вопросы.

А? Боялась ли я? Нет, милый, тогда я ничего не боялась! В конце концов, со мною был не только отцовский нож, а уж с ним-то я обращаться умела, будьте спокойны, но и моя власть королевы. И дурная слава могущественной колдуньи, да! Тогда я ещё не знала, что ни власть, ни могущество не делают их обладателя неуязвимым, под должным напором рушится даже самая крепкая стена.

Так вот, рабыня вывела меня чёрной лестницей на хозяйственный двор, куницей скользнула вдоль частокола, к конюшням, махнула рукой куда-то в темноту, мол, туда идите, ваше величество, а сама замешкалась, боязно ей, стало быть. Ну, я настаивать не стала, бросила ей монету серебра да велела убираться прочь, та и шмыгнула поскорей обратно в замок. Увидеть её я больше не рассчитывала, сами понимаете. В конце концов, девчонка была нема, но не глуха. Когда год за годом недоброжелатели следят за каждым твоим шагом, поневоле привыкаешь к осторожности, а уж куда эта девка первым делом отправится гадать не приходилось. Я её даже пожалела про себя, ну да, что поделать… Вздохнула, поправила на поясе нож, чтоб половчей было схватить при нужде, и шагнула, куда показала рабыня – за конюшни, в сенной сарай.

Увидав рыжего Кигана, сперва удивилась, но виду не подала. Спросила только, откуда у него, паршивца, мой нож взялся и как давно он его при себе носит. Тут он пал на колени, да и рассказал мне всё, как на духу, и о похождениях моего муженька, и о готовящемся предательстве, и о том, как сам узнал обо всём, а узнав, поспешил предупредить меня. Как торопился меня спасти, потому как долгие уже годы не мыслит жизни своей без возможности хоть изредка на меня поглядеть, но не смеет и приблизиться к той, что принадлежит королю. Ну а нож… Нож, де, он подобрал в тот самый памятный день, когда стала я чужой невестой, видел, как мачеха его у меня отняла и не удержался, оставил себе сувенир, вещь, что держали руки той, кого он полюбил навек с единого взгляда, стоило моим лохмотьям превратиться в дивный наряд, а копоти и саже слететь с кожи.

Скажу вам по чести, от всего услышанного я пришла в смятение. Предательство мужа, коварство его старухи-матери, признание Кигана – всё вместе породило во мне такую бурю чувств, что, если б она могла вырваться из моей груди, не только от замка, но от половины королевства не осталось бы камня на камне! Первым моим порывом было ворваться в покои изменника и обрушить на него весь свой гнев, всю боль, заставить страдать, как страдаю я! Вторым – разобраться раз и навсегда с мерзкой старухой и её ручным монашком, чтоб не совались более, куда не следует. Твёрдо в тот миг я знала одно – что ни выберу, равно прогадаю. И такая обида меня захлестнула, такая горечь! Не передать…

Рыжий между тем всё говорил, предлагал помощь и заступничество, если пожелаю, убеждал бежать, пока не поздно, проявить мудрость да освободить мужа от его клятв, но, охваченная своими невесёлыми мыслями, я почти не слушала. Просто глядела на него —здоровенного, сильного, закалённого в сотне сражений воина у своих ног, на могучие его руки, широкие плечи, на гриву его волос, что растрепались в спешке, а ведь всегда бывали причёсаны со всем тщанием, на запылившуюся в пути одежду. Глядела и чувствовала, как пламя, разгоравшееся на хворосте моего гнева и горя, сменяется постепенно другим огнём, не менее жарким, не менее разрушительным. Так впервые я совершила нечто действительно непростительное – нарушила один из своих гейсов. Позабыв о королевском сане, выразила я верному Кигану свою признательность, прямо на охапке душистого сена, со всем нерастраченным за годы супружества пылом.

Только под утро вернулась я в свои покои. Тело моё пело и ныло, но слушать его было недосуг, требовалось срочно решать, как быть дальше. Больше всего мне хотелось отомстить предателю-мужу и его коварной любовнице, да так, чтобы боль их и горечь сравнялись с теми, что я испытала за все годы несчастливой жизни в супружестве. И кое-какие мысли у меня на этот счёт уже имелись!

Тем временем, верный мой Киган, направляемый моей волею, во весь опор мчался к заветному лесному дому. Опытный охотник и суровый воин, что при нужде и спать мог в седле, он с лёгкостью должен был обогнать неторопливого монаха. Его задачей было захватить лесную девку вместе с её выводком и тайно доставить в замок, ко мне.

Не подумайте, я не желала ей особого зла, равно как и бастардам! Но, будучи в моей власти, она могла стать веским аргументом в споре с неверным Энгусом и его мамашей. Когда на кону собственная шкура, любые средства неплохи. Особенно в этаком гадюшнике, как замок короля! До тех же пор, пока девка не оказалась у меня в руках, требовалось сохранять спокойствие и делать вид, будто я по-прежнему пребываю в полнейшем неведении.

Что ж, притворяться мне было не привыкать.

Ожидание потянулось бесконечной липкой паутиною. Днём служанки всё шептались меж собой, рабыню, что провожала меня ночью на встречу с Киганом, нашли на заре бездыханной на полпути к покоям королевы-матери. Видать, девчонка всё же попробовала на зуб данную ей монету. Глупа оказалась… а глупость, как известно, худшее качество для соглядатая.

Муж – проклятый трус, по-прежнему меня всеми силами избегал, зато его старуха-мать чуть не лопалась от злорадства, приветствовала меня высокомерным взглядом, провожала ехидной улыбочкой. Прямо-таки дождаться не могла мига, когда стащит меня с трона да втопчет в грязь, сокрушит, разобьёт на части, как недавно её монах разбил каменного идола