Значит, Чанг оказался геем. Еще недавно из этого вышел бы отличный повод для сплетен. А теперь… Я вошел внутрь и направился за стойку.

Кто-то должен был направлять поток спиртного.

– Сазерак. – Передо мною возник весьма нетвердо державшийся на ногах Брейдон Нойер. Неделю назад он был величиной. Когда что-то имело смысл, он командовал всей этой затеей. А сейчас он был всего лишь одним из пьяных. Его глаза то открывались, то закрывались, как будто он тяжко боролся со сном. Он предпринял еще одну попытку.

– Можете сделать мне сазерак?

– Смогу, если вы объясните, как и из чего его делать, – бодро ответил я.

Лицо Брейдона перекосилось, и я подумал было, что он сейчас расплачется. Он видел, как все возможности мира, одна за другой, закрывались перед ним, как множество дверей. Поэтому я порылся за стойкой. Все запасы у нас подходили к концу.

– Как насчет крепкого сидра? – Я откупорил бутылку и вложил ее ему в руку. Он вцепился в нее, как утопающий – в спасательный канат. – Это последняя, оставшаяся у меня.

Что, естественно, означает, что это вообще последняя во всем мире бутылка этого напитка на ближайшие шестьдесят пять миллионов лет.

Тут Дес поднял руки и разорвал блузку Мелиссы, обнажив огромные, заколыхавшиеся от его резкого движения груди. Мелисса визгливо захохотала, но тут же взвизгнула, когда он притиснул ее к себе и облапил. Я взял было бутылку, чтобы вырубить его, но тут она подалась назад, оперлась спиной о стойку и стащила с себя юбку. Так что я поставил бутылку на место.

Тем не менее я поспешил вмешаться, пока дело не зашло слишком далеко.

– На улицу, дети мои, – сказал я. – Не всем будет приятно на вас смотреть.

Они вышли. Мелисса на ходу показала мне средний палец. Но она была изрядно пьяна, так что я решил не считать ее поступок за оскорбление.

Потом в потоке заказов на выпивку наступило некоторое затишье – все давным-давно выпили более чем достаточно, – и я решил перемолвиться словечком с Тедом. Он все так же старательно напивался. Тех же, кто приближался к нему, отшивал взглядом. Впрочем, немногие и приближались.

Это было понятно. Мы все сошлись во мнении, что застряли здесь, перед самым падением астероида в кратер Чиксулуб, по причинам, не зависящим ни от кого. Но если кого-нибудь и можно было бы винить, то только Теда.

Судя по лицу Теда, ему не помешал бы дружественно настроенный собеседник. Но только я собрался направиться к нему, как увидел, что меня опередила Черил. Сделала как раз то, чего, по ее словам, ни в коем случае не стала бы делать. Она подвинула стул к его столику и оживленно заговорила.

Я никаких денег не пожалел бы, чтобы подслушать этот разговор.

Тут ко мне подошел Берни со своим: «Приготовься, снимаю!». Я отказался позировать, но он все равно сфотографировал меня.

– Ты последний остался. – Он опустил фотоаппарат на стойку, обрушив на пол часть валявшихся сверху кредиток. – Теперь у меня фотогалерея всего человеческого населения Земли. Считая меня, сорок четыре персоны.

– Поздравляю, – сказал я. – А зачем?

– Ну… знаешь… – Он растерянно развел руками. Казалось, что без камеры он просто не знает, как с ними обращаться. – Перед верной смертью у нас не такой уж большой выбор возможных поступков. Напиться. Набить кому-нибудь морду. Поцеловать симпатичную девчонку.

– Угу. Я вижу.

– Такое впечатление, что мы все превратились в обезьян. Прямо на диво! Я, знаешь ли, хотел заняться чем-то другим. Как ты сам, например. Ты ведь сумел сделать так, что все проходит мирно. Я восхищен тобой.

Я не видел причин врать:

– Честно говоря, меня весь вечер так и подмывает как следует навалять Теду. Но все время что-то мешает.

– Теду? – Берни явно удивился. – За аварию?

– В том числе и за нее.

– Чушь какая-то, – сказал он. – А смысл? – и добавил, чуть помолчав: – Тем более сейчас.

Только-только я собрался пожать плечами, как Тед оттолкнул стол, ударив им Черил в живот, вскочил на ноги и яростно ткнул пальцем ей чуть ли не в лицо.

– Это ты во всем виновата. Мы все умрем только из-за твоей глупости. Твоей, жалкая ты… – Он помолчал, подыскивая подходящее слово, не преуспел и закончил банальным: – Б…ь!

Все голоса умолкли. Все головы повернулись туда.

А потом он вышел, громко хлопнув дверью. Головы отвернулись, разговоры возобновились.

Так что у меня сложилось впечатление, что лупить Теда мне все же не придется. При моей глубокой причастности к краху дела всей его жизни я мог разглядеть в этой вспышке куда больше, чем все остальные, за возможным исключением Черил: он никогда не любил ее, даже капельку. Она всегда была для него лишь этаким удобным и приятным хвостиком. В условиях стресса люди раскрываются. Даже под самый конец жизни этот сукин сын не нашел в себе мужества, чтобы напоследок соврать ей что-нибудь приятное.

Черил бегом кинулась ко мне. Она рыдала.

– Иди сюда. – Я раскрыл объятия, и Черил припала ко мне. – Не принимай слова Теда всерьез. Он всего лишь…

– Я же просто подумала, что он играет в видеоигру. Я выключила дисплей, чтобы он обратил на меня внимание. Я ведь всего лишь заигрывала с ним. Она уткнулась лицом мне в грудь. – Глупость, глупость, глупость, какая же это была глупость!

Народ начал выходить из бара. Несомненно, чтобы полюбоваться фейерверком. Ни на что другое времени практически не оставалось.

– Вода уже перешла через дамбу, – сказал я. – Пойдем.

Черил обеими руками вцепилась в мою рубашку, до боли прищемив кожу. Материя промокла от ее слез. Мне было бы приятнее, если бы она плакала из-за того, что погубила всех нас, а не потому, что парень, в которого она втюрилась, решил прогнать ее. Но что теперь сопли жевать? Когда жить остается считаные минуты, просто некогда зацикливаться на побочных проблемах.

Черил совершенно автоматически покрутила головой, вытирая нос о мою рубашку. А потом сказала:

– О, Хэнк, мне так жаль. Ты так добр ко мне, и всегда был. Если бы я влюбилась в… Если бы я могла… – в конце концов она задрала голову, в конце концов она посмотрела тусклым взглядом мне в лицо и сказала: – Жизнь – настоящая поганка, правда?

– Тише, – сказал я. – Тише. Успокойся. – Никогда в жизни я не любил ее так сильно и не хотел ее так сильно, как сейчас. Мне очень хотелось поцеловать ее. Но сейчас она была настолько хрупкой, что поцелуй – я твердо знал это, – сломал бы ее. – С жизнью все в порядке. Мы просто плохо умеем ценить ее, только и всего.

Отец ушел, когда Сю-Инь было пятнадцать лет. В ту ночь ее вырвал из беспокойного сна громкий хруст гравия подъездной дорожки под колесами машины и свет фар, заливший на секунду ее комнату. Из окна она увидела, как перед парадным входом остановился вытянутый лимузин. С обеих сторон вышли двое широкоплечих мужчин в темных очках. Один открыл пассажирскую дверь. Оттуда появилась женщина, одетая в платье, полностью скрывавшее все тело от шеи до щиколоток, но с длинным разрезом сбоку от полу до верха бедра.