не заслуга Манчилова или Градова младшего. Просто циклон обошел их стороной. И слава Богу! Ведь если бы розы побило градом, то Манчилов пришел бы в истинное негодование. Улочки были все так же убраны, цветы благоухали и все преисполнено благолепием.

У пруда в шикарном ландшафтном парке прямо на траве сидел Жорик Вагончик, эффективный управленец этого маленького рая на земле. К нему подкрался сзади невысокий черноволосый мужчина и указательным пальцем ткнул резко в бок. Последовал гогот. Жора дернулся и испуганно, а потом обиженно осмотрел напавшего.

Это был Ноздрин Павел Павлович, советник президента и заместитель министра национальной безопасности. Тридцатипятилетний, с густой шевелюрой и усами, с румяными щеками. Был он гулякой, каких свет не видывал, и, по мнению Жоры, человеком дрянным, всегда пьющим, врущим и распускающим слухи. В общем говоря, связываться с ним не стоило.

Ноздрин с широкой ухмылкой на лице стал фамильярно шутить, подшучивая над внешностью мэра. Он всегда был готов рассказать сплетни или пошлый анекдот, часто сопровождаемый сердечным смехом. Несмотря на свою репутацию неисправимого гуляки, Ноздрин справлялся со своей работой на удивление эффективно, по крайней мере устраивал начальника.

Однако по ночам его часто можно было найти в одном из местных баров за игрой в карты или выпивкой с друзьями. Его громкий смех эхом разносился по улицам городка, когда он, спотыкаясь, возвращался домой после долгой ночи веселья. Его начальство часто раздражалось всеми его выходками, но они не могли отрицать, насколько полезно было иметь его рядом в трудные времена, поскольку ему всегда удавалось поднять настроение шутками.

Павел Павлович начал очередную свою историю:

— Вагончик, вот ты тут на природе прохлаждаешься, а я — знаешь, что?! Не знаешь! Еду по городу, сам за рулем — ты знаешь, что я водителей не терплю. Какой русский не любит быстрой езды? Я сам люблю порулить! И вижу через дорогу идет посол Мэтлок. Останавливает он мою машину, рукой машет. Заглядывает ко мне и говорит: «Павел Павлович, рад встрече, как же хорошо, что вы есть!». Так и говорит, веришь? Ну! Похвалил меня, справляюсь со службой, говорит, только вот займи денег, говорит. Ну, я не дурак отказать. Сказал: «Ждите, будет!». Слышишь, Жор, займи сто тыщ? Сам понимаешь, дело важное, а у меня все деньги в обороте… Да и людям я, знаешь же, помогаю всем, кто просит — малоимущим, этим вот всем. А?!

Жора брови приподнял от удивления способностью этого человека врать не краснея. Впрочем, щеки были всегда у него румяны от пьянства и горячности, и даже если бы тот покраснел, то вряд ли было бы это заметно. Молодой мэр заявил:

«Да у самого лишнего нет! Ты ли не знаешь, отец меня не сильно балует. Я службу несу, жалование получаю, на жизнь трачу. Ну от…»

Ноздрин вклинился в речь, сделав недовольную гримасу, и заявил:

— Ну ты жук, ну даешь! Знаю я все! Не веришь мне? Тебе свидетели нужны? Или зажал? Ну есть у тебя, есть! — и он стал за плечо трясти собеседника, будто желая вытрясти из него монетки, как из копилки. Такое панибратство не понравилось Георгию, и он отпихнул руку, сказав: «Хватит! Право, невозможно с тобой нормально говорить. У меня работа! Я ухожу.».

Советник Его Величества Президента окликнул:

«Стоять! Ладно! Баста! Есть идея. По работе твоей… Флаг!»

— Что флаг? Какой флаг? — спросил Гоша.

Ответ был громкий на эмоциях:

— Ну ты, право, даешь! По твоей же части, мэр ты или собака какая? Городу нашему нужен флаг. Ну или герб, или и то, и другое. Мы тут живем, а знака нет, гимна нет. Ты чем вообще занят, брат? — Георгий посмотрел на собеседника как на идиота.

— Мы что, страна, по-твоему? Как Ватикан? Мы в России живем, в Городе-1. К какому лешему нам гимн? Иди к отцу работай, хватит. — Георгий повернулся и стал уходить по тропинке.

Пашка опешил и крикнул вслед: «Гад ты, а не человек! Скотина этакая! Я к тебе пришел, как брат твой, помочь предложил человеку! Да и идеи тебе даю, ты…».

Жора ушел, игнорируя слова, отдаляясь от их источника, и пошел в свое скромное здание мэрии. Это, безусловно, был такой же красивый особняк, как и другие в этом островке жизни, увитый плющом, c колоннами. Но была мэрия меньше, чем все соседние дворцы жителей. Для местных это, скорее, конура была. Убранство внутреннее очень скромное, можно сказать, аскетичное.

Город был щедро усыпан буйной зеленью, парками. В целом жизнь внутри городка была неравной, но все же даже для обслуживающего персонала она была намного лучше, чем то, что большинство людей выносило за ее воротами; вот почему так много предпочли остаться лояльными, несмотря на любое жестокое обращение, с которым они могли время от времени сталкиваться со стороны тех, кто находится выше по социальной лестнице.

Мэр хотел найти покой в своем кабинете, отдохнуть и начать работу, но ему этого не дал сделать стук в дверь, который разнесся эхом по коридорам. Пришел к нему не абы кто, а министр финансов России — Клим Александрович Плюшин. Пожилой, сгорбленный седой человек, в порванном местами костюмчике не первой свежести, в старых очках с позолотой и следами усталости на лице. Жора встал.

— Садись, Георгий. Я по делу. Министерство наше сейчас не в лучшем положении. Финансов не хватает, впрочем, как и всегда… Бюджеты трещат по швам. А я, ты знаешь, делаю свою работу исправно. — Плюшин внимательно осмотрел комнату на предмет лишних вещей. — Сам гол как сокол, пешком сюда пришел. Водитель денег хочет! Берегу каждую копеечку одну к одной во благо страны, а тут у вас? Что такое? Слышал, фонари уличные у вас по ночам горят, бензин жрете, как не в себя…

Я понимаю, папа твой, Алексей, имеет право еще что-то да прибрать, но сколько вас, дармоедов, развелось. Что ни теща чья-то, что ни племянник — так сразу кабинет ему, машину, дом. Не много ли? А вы такие не одни. Город-6 вот под Сочи тоже краев не видит. Корабли чуть ли не строят парусные на потоке. И все себе! А как я отчитываться буду? Приедет ко мне Мэтлок — я уже не знаю как в глаза смотреть. Сам я машину свою продал, все продал, а вы! Дармоеды… Учти, смотри мне, я следить буду за вами. И что рот открыть пытаешься, не надо мне твоих оправданий!

Клим Александрович закончил свою речь, щелкнул выключателем, погасив весь свет, и ушел,